Выход на бис

22
18
20
22
24
26
28
30

Марсела, очевидно, заметила, что со мной творится неладное, и заботливо спросила:

— Тебе нездоровится?

— Голова побаливает, — соврал я, потому что едва я перестал забивать башку тщетными попытками прорваться к слову «tolerance», как головная боль прекратилась.

— Может быть, дать таблетку? — услужливо предложила дама, которую я вычислил как Сильвию.

— Это Сильвия, — нежно произнесла Марсела тоном любящей сестры. — Она у меня и врач, и кулинар, и секретарь, и лучшая подруга. Тебе понравилось мороженое?

— Оно было восхитительно, — ответил я. — Неповторимый вкус!

Это была трудная задача — изобразить восхищение сквозь боль, хотя не было ни того, ни другого.

— Так дать вам таблеточку? — повторила Сильвия.

— Нет, спасибо, — сказал я, поскольку страсть как не любил никаких лекарств. К тому же мне отчего-то всегда казалось, что, приняв таблетку от головной боли, когда голова на самом деле не болит, можно себе эту боль устроить.

— Лучше сделай ему массаж головы, — посоветовала Марсела. — У нее это прекрасно получается! Она совершенно избавила меня от мигрени.

Вообще говоря, от массажа, сделанного такой цыпочкой, как Сильвия, я бы не отказался. И сам бы ей массаж сделать не постеснялся. Гибкая, хрупкая, с очень заметной талией, длинными ножками, плавными и не угловатыми бедрами, а также коротко стриженными золотистыми волосиками, даже посветлее, чем у Хрюшки. Но какой тут массаж, когда в голове сплошное «derogation». И как только мое объективное мнение о Сильвии созрело в той части моего мозга, которая еще что-то соображала, «derogation» зазвучало с интенсивностью коротких гудков в телефонной трубке. От этого точно можно было свихнуться.

Надо отметить, что в течение всего ленча никто не задавал никаких вопросов. Действительно, если бы я выловил в океане лодочку с людьми, то хотя бы поинтересовался, зачем так далеко кататься они уехали. Даже если бы не знал столь близко кое-кого из путешественников. Но все было глухо как в танке. Такое ощущение было, будто мы с Ленкой уже месячишко проболтались в океане на «Дороти», после завтрака уехали кататься на резиновой моторке, а к ленчу вернулись. Дескать, обычная морская прогулочка по теплому морю в хорошую погоду. Впрочем, даже мне самому все ночные и утренние страхи казались чушью. В конце концов, если бы не этот пакостный трюк Премудрой Хавроньи, здесь было бы почти прекрасно.

А поросятина, злодейски ухмыляясь, — что, правда, только я замечал, — осторожненько прикоснулась к моему бедру своим мягким, нежным, гладеньким… Динь! «Tolerance» прозвенело хрусталем и тут же испарилось, потому что Ленка ножку свою отодвинула.

— Да, тебе, Дикки, надо отдохнуть… — произнесла Марсела. — Сильвия, поразвлекай пока нашу гостью. А я позабочусь, чтобы мистер Браун отдохнул как следует.

Хавронья скромно улыбнулась и произнесла.

— Я тоже порядочно устала.

— О, пойдемте, я вас устрою. — Сильвия опять проявила большую услужливость.

Ленка встала из-за стола и, не удостоив меня каким-либо взглядом — даже презрительного пожалела! — удалилась с достоинством государыни императрицы,

— Идем, идем… — поторопила меня Марсела.

Мы с ней пошли в нескольких шагах позади Ленки и Сильвии. Хрюшечка ни одного раза не оглянулась. Как будто не слышала моих шагов и теплого воркования Марселиты: