Он взял бинокль и отчетливо разглядел занавески, собранные с двух сторон и стянутые лентами, часть прихожей, то место, где висит зеркало («генерал всегда смотрится в него, прежде чем выходит из квартиры»). Увидел все то, о чем ему рассказывал капитан Проскурин.
Ни первый, ни второй снайпер пока не обменялись ни одним словом.
Андрей открутил крышку и налил из термоса чаю, сделав пару глотков, передал пластмассовую крышку товарищу.
— Как доехал?
— Нормально. Как и договаривались, от «Савеловской» шел пешком.
— Ничего подозрительного не заметил?
— Ну почему? Водитель «десятки» пер как ненормальный. Разве не подозрительно?
Проскурин улыбнулся:
— Тебе привет от Юрия Александровича. Уже завтра утром он сделает заявление.
«Потом его арестуют», — мысленно закончил Крапивин. И спросил:
— Отпустят его, как ты думаешь?
— Думаю, да. Он возьмет ответственность за убийство Дронова на себя. — Проскурин выдержал небольшую паузу. — Это не означает, что он заказчик — в прямом смысле этого слова.
— А как же...
— Он изменил решение в последний момент, — пояснил Андрей. — Может, даже из-за нас. Чтобы не привязывать нас к себе. Об этом мы говорили, если помнишь. И тут очень сложный момент. Думаю, что ответственность за убийство генерала захотят прибрать к рукам многие. Именно с этой стороны нам будет легче. Однако мотивы преступления прозвучат в любом случае. В любом случае всплывет все то, о чем мы говорили все эти дни.
— Понятно...
Проскурин внимательно всмотрелся в младшего товарища:
— Ты чего нахмурился? Все идет по плану, Витька. Если есть сомнения, выкладывай.
— Да нет, все нормально. Я сделаю свою работу даже в том случае, если ты и Хворостенко скажете мне хором: «Бросай!»
— Ну тогда познакомься с рабочим местом. Сейчас я открою окно.
В комнату ворвался шум автомашин с Масловки, долетали отдельные звуки с железной дороги; она проходила вдоль Бутырского вала, минуя Тверскую заставу, и убегала к ипподрому.