Спецкоманда №97

— Как долго они пробудут в лагере? — поинтересовался он.

— Планировалось — неделю.

— Ты уже приступил к исполнению обязанностей старшего инструктора?

— Так точно, товарищ генерал.

— Ладно... Посмотрим, как на этот раз справится с задачей сержант. Возможно — повторяю: возможно — поскольку это крайний вариант, — ты выйдешь на связь с ним. Знаешь частоту его радиостанции?

— Да. — Тульчинский, заметно побледнев, думал, что будет с ним. Все будет зависеть от того, насколько чисто сработает одна из «бригад» Паршина, созданных под программу «выборочных репрессий». До этого они не сделали ни одной промашки. Точнее, до этого дело никогда не доходило, такие бригады были «одноразовыми шприцами»: сделал укол — и в корзину. А вдруг?...

Еще крайне удивляло то, что сегодня им находилось применение; способ устарел, пора бы генералу поменять технологию. С другой стороны, если хорошенько подумать, с кем имеешь дело, то удивление торопливо уступало место страху.

Влад сделал робкую попытку перечить генералу, который мог сделать все, что не противоречит законам физики. Он все еще на своей высокой должности «военно-политического менеджера», значит, мог влиять на ситуацию, что было справедливо. А о его комбинациях и скорости, с которой он принимал решения, впору слагать легенды.

— Товарищ генерал...

— Молчать! — повысил голос Паршин, чем привлек внимание офицеров из службы охраны: они резко шагнули к шефу, запустив руки под пиджаки, но снова были остановлены повелительным жестом руки. — Не забывай, что это ты обделался. И вообще не зарывайся. Твоя беда в том, что ты забыл, с чего начал. Понял?

— Да, Александр Петрович. — Влад опустил глаза. — Мне подготовить план местности, где расположен тренировочный лагерь?

— Нет.

— Нет? — удивился Тульчинский.

— Кому положено, уже знают об этом. Мы скоординируем наши действия вечером. Жди меня здесь же в восемь часов.

Полковник Артемов нервничал и с возрастающим беспокойством смотрел на специалиста из технического отдела.

— Ну что, Саша?

— Что за хрень! — ругался Остапенко. Он не мог зафиксировать беседу Паршина и Тульчинского. Звукозаписывающая аппаратура фиксировала лишь какие-то посторонние шумы, трескотню, словно чувствительная гиперболическая антенна была сковородкой, на которой жарились грибы, а такой же чувствительный микрофон — сковородником.

Опергруппа расположилась в квартире майора-пограничника. Окна выходили на мемориал. Расстояние нормальное для того, чтобы записать не то что голоса, но и отдельные шумы. И вот пожалуйста...

— В чем дело, Саня?

Остапенко покачал головой.