Если бы речь шла о соединении дел в одном производстве, то постановления Акинфиева, равно как и Зуброва, было бы достаточно. Но дело, по всему, обещало стать резонансным, и следователи выложили свои соображения Шелехову.
Начупр сник, глотнул корвалолу прямо из пузырька, поморщился и наконец глубокомысленно изрек:
— Было бы что соединять.
Молодого и неопытного Зуброва сей эзопов афоризм оставил равнодушным. А старик Акинфиев с сожалением, хотя и не без скрытого торжества, мысленно парировал: «Куда же вы теперь денетесь, голуби!»
Уголовно-процессуальный кодекс предписывал возобновить производство по делам Авдышева и Конокрадова постановлением прокурора. В воздухе пахло серийным убийством.
В обшитый полированными панелями кабинет они завалили всем колхозом, избрав хорошо проверенную тактику «посоветоваться с мудрейшим из мудрых»: Акинфиев с Зубровым, «крутой опер» Рыбаков (с застывшей на губах полуулыбкой — не то восхищения прозорливостью Акинфиева, не то недоверия), правая рука Фирмача Жора Глотов и стажер прокурора Демидова Теплинский, за малый рост и толстые линзы очков прозванный Микроскопом.
— Ну-с?.. — пощелкав массивной настольной зажигалкой, нарушил Шелехов затянувшуюся паузу. — Красиво девочка поет! А вы уверены, что это не инсценировка?.. Выкинула стакан и бутылку…
— А нож оставила, — с ученым видом знатока парировал не по рангу невыдержанный Микроскоп.
Все посмотрели на него с укором. Юный очкарик не знал, что на такие выходки тертый калач Шелехов отродясь не клевал. Глотов пнул стажера коленом.
— Не поет, Василий Михайлович, — подыгрывая настроению шефа, с деланной грустью заговорил Зубров и зашелестел бумагами. — В крови Пелешите обнаружили снотворное, производное бензодизепина. Трудно поверить, чтобы она перед тем, как прийти к любовнику, наглоталась снотворного. А потом — пыль…
— Какая еще пыль? — вскинул брови хозяин кабинета. Зубров получил заключение лаборатории за десять минут до визита к начальнику; что же до Акинфиева, то он и вовсе о нем не знал.
— Обыкновенная комнатная пыль, — перехватив красноречивый взгляд следователя, заговорил криминалист Глотов. — Кто-то беспорядочно вытер ее под кроватью. Частицы этой пыли я обнаружил на косяках, в ванной комнате и на входной двери — на уровне плеча. Ни на одежде Черепанова, ни на одежде Пелешите такой пыли нет. Квартиру Черепанов не убирал.
— И больше ничего?
— А что, мало?
— Почему же. Вполне. Пришел невидимка, спрятался под кровать. Ночью вылез, зарезал музыканта и скрылся. Предварительно прихватив с собой фотокарточку американской кинодивы. — Шелехов ничего не декларировал, говорил словно сам с собою. Демидов и Акинфиев, проработавшие с ним не один год, знали эту манеру — отрицать, подвергая факты сомнению. Запустить гигантский механизм расследования серийных убийств при таком ничтожном количестве улик весьма двойственного свойства, к тому же без достаточной уверенности в успехе, означало взять на себя большую ответственность. — Объект налицо, а вот объективных сторон, не говоря о субъектах преступления, я, простите, не вижу. Значит, что?.. Правильно: за исключением Черепанова — отсутствие состава преступления!
— Если в квартире Черепанова убийца не наследил… — начал Зубров, но Акинфиев перебил его:
— То есть что значит, не наследил, Сергей Николаевич?.. Только что вы с Глотовым говорили о его следах.
— Я вас понял, — кивнул Зуброву Шелехов. — А что, Пелешите с Авдышевым и Конокрадовым тоже была знакома?
Крыть было нечем, квалификация «серийное» трещала по швам, предположения и даже косвенные улики работали не лучше, чем автомобиль на постном масле.
— Теперь нож, — выбросил козырь Зубров. — Во-первых, он тупой совершенно. А разрез на шее Черепанова очень глубокий, почти до шейных позвонков.
ebooksa