— Вы пока идите к метро, подождите меня в вестибюле. Я быстро.
— А может…
Я не даю ему договорить:
— Послушайте меня. Так будет лучше.
Историк смотрит с недоумением. Я иду вслед за крепышом, провожаемый ехидными улыбочками блондинки и очкарика. Не прошли мы и двадцати метров, как меня окружают все шестеро. Обращаюсь к ним с улыбкой;
— Ну что, мозговые-импотенты, заскучали без развлечений?
Вижу, парни готовы разорвать меня на куски.
— Идем… — бросает кто-то из них и топает вперед.
Через минуту оказываемся на заднем дворе какого-то магазинчика, огороженного высоким забором. Вдоль стены понаставлены пустые ящики и поддоны, но посредине свободного места достаточно, чтобы порезвиться.
Парни снова берут меня в кольцо.
— Ты че такой борзый?! — интересуется один, не спеша начинать махалово.
Вероятно, опасается конфликта с чужой бригадой, от которой я могу быть представителем, и поэтому зондирует почву.
— Уж такой уродился, — ухмыляюсь я.
— Ты с кем работаешь? — спрашивает он.
— Я — Герасим. Запомни это. И вы, вислоухие, запомните… — обращаюсь к остальным.
Договариваюсь я с ними меньше чем за полторы минуты. Ребятки лежат на земле в причудливых позах, и ни один не шевелится.
В себя они придут не скоро, и процесс этот будет для них весьма болезненным, а двое, вероятнее всего, обратятся к хирургу.
Возвращаюсь к столику лотерейной барышни. «Баранов» уже «раздели». Блондинка испуганно озирается, ища глазами своих охранников.
— Будут жить… — сообщаю ей, мило улыбаясь. — Но полечиться придется.
Блондинка смотрит на меня с ужасом. У очкарика отвисает челюсть. Не исключено, что он уже наложил в штаны.