— Нет… — замялся Марков. — А что случилось?
— Есть дела. Я должен связаться с Москвой…
Адмирал и словом не обмолвился, почему пожелал быть на «Алмазе». По натуре Марков был человек стеснительный и поэтому не любил задавать вопросов. «Пожалуй, лучше еще подождать, — решил он. — Посредник обязательно что-то скажет, как-то оценит действия личного состава».
Однако адмирал давать свои оценки не торопился и, как показалось Маркову, о чем-то мучительно думал. Вчера, беседуя с капитан-лейтенантом Лысенковым, адмирал спросил: «А что, голубчик, страшно было плыть к мине?» Тот ответил: «Не успел испугаться. А вообще-то сердечко прыгало…»
Адмирал прошелся по каюте, остановился у зеркала.
— Седеем, брат. Седеем… — Он обернулся к Маркову. — Молчишь? Ну, ладно, помолчи. Я знаю, о чем ты думаешь… А помощник у вас — орел! Как он плыл, а? Ну точно дельфин…
Марков распахнул дверь каюты, давая возможность адмиралу выйти на палубу. Ему все не терпелось узнать, почему это посредник пошел в море на «Алмазе». Разве мало было других? На мостике, когда адмирал разглядывал в бинокль далекий берег, Марков наконец спросил об этом:
— Скажите, если не секрет…
Брови адмирала дрогнули, лицо стало серьезным.
— Секрет, да? — усмехнулся он. — Нет тут секрета. С капитан-лейтенантом Васей Окуневым я плавал. На моих глазах он погиб… Вражеская торпеда попала в корму корабля. Страшный взрыв… Сторожевик лишился хода, накренился на правый борт. На воду успели спустить катер и надувной понтон. С командиром осталась лишь горстка храбрецов — комендоры, чтобы, если появится противник, открыть по нему огонь. И что вы думаете? Неподалеку от «Алмаза» всплыла вражеская лодка. Фашисты, наверное, подумали, что корабль обречен. Но стоило гитлеровцам появиться на палубе, Окунев громко крикнул: «Огонь по врагу!»
— Молодцы! — выдохнул Марков.
— Лодка стала погружаться. Наши моряки могли бы вторым выстрелом уничтожить ее, но в это время другая лодка выпустила по сторожевику торпеду… Последнее, что я увидел, это наш корабельный флаг. Он гордо реял на гафеле, пока над кораблем не сомкнулись волны. — Адмирал сделал паузу. — Сколько годов прошло, а все-все помню. Побыл на вашем корабле в море и будто встретился с живым Васей Окуневым. Да, война… Многие она жизни унесла…
— А субмарина что, скрылась? — спросил Марков, взволнованный тем, как стойко сражались моряки «Алмаза».
— Снаряд угодил ей в рубку, но… — адмирал развел руками, — видно, прочный корпус лодки не задело, и она погрузилась.
Неторопливой походкой адмирал снова направился в каюту. Марков стоял на мостике, задумавшись. Вражеская торпеда угодила в корму «Алмаза». Тральщик отца также получил удар торпеды в корму. Что это, случайное совпадение?
— Товарищ командир, — раздался за спиной голос штурмана лейтенанта Руднева, — мы на подходе к бухте. Время поворота.
Марков приказал вахтенному офицеру: курс — сто пять градусов. Тот отрепетовал команду, и корабль начал разворот.
Марков грустно глядел на серо-зеленое, подернутое сизой дымкой море. Из головы не выходил разговор… Ему хотелось еще кое о чем спросить адмирала, но тот все еще находился в каюте. Должно быть, разволновался, вспомнив войну.
Зазвонил внутренний телефон. Марков взял трубку. Адмирал спросил, скоро ли корабль войдет в бухту.
— Минут через тридцать будем швартоваться, — ответил ему капитан 3-го ранга.