Была уже глубокая ночь. В густо-синем небе перешептывались звезды. Капитан 1-го ранга Егоров все еще работал в кабинете. Ему никто не мешал, правда, в девятом часу вечера позвонила жена и, узнав, что он задержится, сообщила: пришло письмо от Юрия, ему, видно, скучно там. При этих словах Егоров нахмурился. Будь он сейчас дома, непременно сказал бы Зинаиде: «На службе скучно не бывает. Наш Юрик валяет дурака». По телефону он лишь коротко бросил: «Меня не жди, я буду поздно». Зинаида, за многие годы привыкшая к беспокойной службе мужа, лишних вопросов не задавала, сказала только, чтобы он выпил чаю.
Последние дни Егоров поздно приходил домой; проводилась важная операция, в которую были втянуты многие люди. И что особенно его беспокоило, так это поведение Коршуна — как бы тот не ускользнул. Под этой кличкой на Севере действовал опасный и хитрый враг.
Егоров вздохнул и второй раз прочел донесение, полученное от капитана 2-го ранга Ермакова. Насторожило его не то обстоятельство, что ночью был запеленгован радиопередатчик, а то, что оперативная группа никого не обнаружила. На место выезжал сам Ермаков, а уж он-то человек весьма опытный. Егоров задумался: кто мог вести радиопередачу глубокой ночью? Может быть, это дело рук Коршуна? Если дал о себе знать, значит, торопится. Ему, конечно, нужна связь. Без связи он как без рук.
Егорову было ясно, что главные события еще впереди и в этой операции могут встретиться любые неожиданности, поэтому всем, особенно Ермакову, надо быть осторожными. Теперь для него, как руководителя операции, начался другой отсчет времени, где на учете каждая минута. И все это время, каким бы томительным оно ни было для Егорова, ему не давала покоя мысль о Коршуне.
«Пожалуй, это он вел радиопередачу. Коршун ни о чем не догадывается, не видит, как вокруг него сжимается кольцо. И это хорошо».
В любом деле Егоров старался выявить главное, ради чего следует напрячь свою энергию, свой разум; и, кроме всего прочего, его мысли были там, на далеком Севере, где всеми действиями руководил капитан 2-го ранга Ермаков, человек по натуре неторопливый, но до дерзости отчаянный. Не забыл Егоров, когда в бытность его службы в Заполярье в поединке с нарушителем морской границы Ермаков прикрыл его собой. Пуля врага угодила ему в левый бок, слегка повредила кость. С тех пор прошло немало времени, но тот эпизод он помнит до мельчайших деталей.
Кто же радировал на чужой берег? Если Коршун, то надо ждать важных событий. Совершенно очевидно и другое: хозяева торопят слугу. Видимо, это имел в виду и генерал, когда вчера, анализируя обстановку, строго предупредил Егорова: «Если морской «гость» станет показывать когти, надо их вовремя обрезать». Легко сказать — обрезать, но кто и когда придет с чужого берега? Одна надежда на Тарасова. Парень цепкий, смышленый. Он должен найти подход к Коршуну. Но он пока молчит. В Синеморск доехал благополучно, устроился на судно…
Капитан 1-го ранга закурил, подошел к карте, висевшей на стене у окна. Взгляд его скользнул вдоль гряды ребристых сопок, полукольцом тянувшихся вдоль Кольского полуострова. Квадрат 6/13… Это остров Баклан. Егоров будто наяву увидел этот небольшой клочок земли, затерявшийся в Баренцевом море. Издали остров был похож на огромную шапку горца, только верх у нее не из меха, а из серо-черного базальта. Камни густо поросли можжевельником и карликовыми березками. Высокие, крутые скалы прикрывали остров от лютых норд-остов, и когда море штормило, на острове можно было укрыться от непогоды. В годы минувшей войны по соседству с островом базировались советские подводные лодки. Напротив Баклана чернел остров Северный, а между ними проходил фарватер, по которому ходили корабли и рыболовецкие суда. Егоров не раз бывал в этих местах. Войну он провел на Северном флоте, плавал на торпедных катерах.
Егорову вдруг пришли на память слова его матери о том, что на суше служить легче, чем на море: там земля да травка всякая, если ранят, лежи себе, жди, когда санитар перевяжет, а на море — буль-буль корабль, и над тобой навсегда закрылось небо. И все же Егоров пошел служить на море, потому что на кораблях плавал его отец Григорий Егоров, и хоть с войны не вернулся, память о нем живет в сердце сына. «У тебя есть своя тропа на море, а это уже счастье», — сказал ему как-то адмирал. Эта тропа берет свое начало из станицы Кущевской, что на Кубани. Станица знаменитая: здесь в гражданскую войну Первая Конная Буденного наголову разбила деникинские белогвардейские казачьи полки. На площади горит огонь в память о тех буденновских бойцах, которые пали в бою. И среди них дед Егорова — Федор. Отчаянный рубака! Командарм Буденный лично наградил его серебряными часами. И было за что. Во время боя под командармом убило лошадь. Не успел он пересесть на другую, как белогвардейский офицер вскинул пистолет. Еще секунда — и прогремит выстрел. Но рядом на гнедом скакуне оказался Федор Егоров. Взмахнул шашкой — офицер и пикнуть не успел. Когда рубка закончилась, Буденный велел привести к нему отважного бойца. «Из какой кавдивизии?» — спросил он Егорова. «Из четвертой», — ответил Федор. Буденный ущипнул усы: «У Семена Тимошенко орлы в дивизии! — Командарм обнял смельчака. Потом снял со своей руки серебряные часы: — Награждаю за верность своему долгу».
…Своя дорога на море. И огнем она опалена, и кровью пропитана. Тогда, в сорок третьем, торпедный катер, на котором служил Егоров, атаковали фашистские корабли. Вражеский снаряд угодил в корму, катер, как подстреленная птица, закрутился на месте, и конец бы ему наступил, да выручил Михаил Егоров. Под огнем врага он срастил трубопровод, по которому топливо поступало к дизелям, и катер рванулся вперед. Моряка ранило осколком, но он с поста не ушел…
Да, нелегко прокладывать свой след в жизни, подумал Егоров. В каждом деле есть свое зерно, надо лишь найти его и сделать так, чтобы это зерно дало ростки… Он усмехнулся, сказал вслух:
— Чего ты раскукарекался? Что было, то прошло. Думай о Коршуне. Как ему обрезать когти?..
Закурил сигарету, потом подошел к окну. Город спал. В небе ярко горели звезды. Почему-то на память пришло письмо сына, полученное на прошлой неделе. Акустик противолодочного корабля матрос Юрий Егоров писал:
«Ты спрашиваешь, люблю ли я море? Эх, отец, да ведь оно не девушка!..»
И снова нахлынули мысли о злополучной шифровке. Кому радировал морской «гость»? Едва он подумал об этом, как в кабинет вошел майор Игнатов, коренастый, светло-русый офицер с карими глазами.
— Расшифровали?
— Загадочный текст, — сказал Игнатов и протянул Егорову листок.
«Ястребу. Прошу Дельфина прибыть в квадрат 6/13 и ждать моего сигнала. Коршун».
— Да, не густо… — пробурчал Егоров. — Дельфин… Что это означает?
Майор высказал предположение, что это, должно быть, какое-то рыболовецкое судно. Егоров возразил ему:
ebooksa