Перегудов был самым «старым» в группе, возраст его приближался к сороковнику, и запальчивость в спорах была давно ему неведома, равно как и безоглядный азарт в рукопашной. Зато в главном он брал верх другим: уверенностью, выносливостью и профессиональными навыками. Одно слово — военно-полевой хирург, попавший в спецназ. Правда, в последние годы, занимаясь реабилитацией инвалидов, прошедших горячие точки, он действительно специализировался на психологии. Может, еще и поэтому знал: лучший способ победить в споре — это не спорить. Вот Перегудов и ответил Артисту, кивая на входящего Голубкова:
— Если что-то мне и кажется извращением, так это не вставать, когда входит старший по званию.
— Вольно! — пошутил в ответ Голубков. — Я к вам на поклон, так что о званиях лучше не будем.
— Да? Докладай тогда, сынку, — заерничал Артист. — Хто тама в Кремле чиво непотребное опять отчебучил?
— Если в я знал хто? — вздохнул Голубков. — Сережа вам рассказывал о последних событиях?
— Нет, — сказал Пастухов. — Я просто объяснил, что надо встретиться. У нас тут тоже, оказывается, начались непонятки. Вы давайте о своих, а потом мы их с нашими состыкуем.
— Принято. — Голубков машинально достал блокнот, ручку и нарисовал размашистую единицу. — Во-первых, в западной печати появилось несколько материалов, в которых фигурируем мы с Пастуховым. Причем оба говорим при этом тексты касательно Грузии. Тексты, которых на самом деле никогда не говорили. И произносили их на сборищах, на которых никогда вместе не появлялись. И тексты эти имеют специфичный душок, который легко истолковать как угрозу Шеварднадзе, который якобы не хочет дружить с Россией.
— А он хочет? — полюбопытствовал Боцман.
— Дружить? Хочет. Но не очень пока может, — ответил Голубков. — Второе. Как показало наше расследование, единственное документальное свидетельство того, что между УПСМ, мной и вами, то есть Пастухом персонально, есть связь, — это та дезинформация, которую я сочинил, когда — помните? — выводил на вас Пилигрима. Мы тогда подозревали крота в ФСБ и одним махом убили двух зайцев: и крота засветили, и вас Пилигриму подсунули. Значит, можно предположить: предлагая свои услуги. Пилигрим показывал эту дезу не только чеченцам, которые его наняли взорвать АЭС. Но и кому-то еще. Возможно, что и в Грузии. И вот теперь кто-то или пытается повесить на нас каких-то собак — каких, мы пока не знаем, — или же...
Голубкову вдруг вспомнился начальник САИП генерал-лейтенант Ноплейко, который, как опытный чернобылец, отвечал за безопасность и охрану Северной АЭС. Друг Ваня, как прозвали генерала за дружбу с Самим и за редкостную наивность в оперативной работе, очень тогда возмущался, что его сразу, еще на стадии подготовки операции, не поставили в известность. Тогда начальник УПСМ Нифонтов даже не счел нужным ему объяснять, что о ревизиях предупреждают только в торговле. И то в проворовавшейся.
— Или что? — прервал его затянувшееся молчание Артист. Он да Муха всегда играли в группе роль самых нетерпеливых.
— Или дело сложнее. Кто-то привлекает ко мне и к Пастуху внимание, чтобы пустить кого-то по ложному следу. Вопрос ко всем: было ли что-то в последнее время, что в этой связи выглядело бы подозрительным или тревожным?
— Еще как было! — помрачнел Артист. — Еще как подозрительно и еще больше — тревожно. Муха пропал!
— Как пропал? — удивился Пастух. — А почему я ничего не знаю?
— Потому что ты так занят своей лесопилкой и своими односельчанами, что велел не обременять тебя делами «MX плюс», — почти нежно объяснил Артист.
— Это ж Муха, — пробасил Боцман смущенно. — Что он, маленький, не понимает? А не сообщали потому, что мы все ждали: он вот-вот объявится. А он, с тех пор как расстался с Доком, прислал мне на пейджер всего одно сообщение: что уже в Тбилиси, что чуток отдохнет в Грузии, а дальше — все, молчок. Уже неделю. Но клиент из «Изумруда» претензий никаких не предъявлял, сказал, что все в порядке, всем доволен, деньги заплатил. Вот мы и не суетились.
Задним числом бездействие при тревожных обстоятельствах всегда кажется особенно глупым.
Первейшая заповедь разведчика — немедленно сообщать товарищам о новой информации, ибо даже ближайшее будущее разведчика непредсказуемо. Та информация, которую ты добыл, но не успел передать, возможно, будет стоить жизни тебе и твоим товарищам. Муха в этих вопросах был редкостным формалистом. Он, даже в магазин отправляясь, обязательно сообщал Боцману, который больше остальных занимался вместе с Олегом делами агентства, куда идет и когда вернется. Но если Муха неделю не давал о себе знать, то это означало лишь одно: что он просто не мог дать о себе знать.
Но это стало ясно только сейчас, после сообщения Голубкова. До этого всем: и Боцману, и Доку, и Артисту — казалось, что Муха действительно решил расслабиться. Артист когда-то, в советские времена, очень любил отдыхать в Тбилиси и считал, что Муху тоже покорил этот великолепный город. А грузины-де так умеют взять гостя в оборот, что дни и недели для него летят как секунды.
— Та-ак, минутку! — сказал Пастух и вышел на кухню. — Оля, — спросил он там у жены, — нам была какая-нибудь почта? — И, вернувшись, мрачно сообщил остальным:
ebooksa