— Какого черта? — сказал капитан, понемногу приходя в себя. — Что это вы задумали?
Язык с трудом повиновался ему, слова, казалось, увязают в горле.
— Майор, — сказала Вероника, — освободите его немедленно.
— Хорошо, — ответил мужской голос с акцентом. — Но смотрите, чтобы вы…
— Это вы смотрите, — вмешался Фрост, — чтобы она не заехала вам пяткой в висок. Это очень крутая девочка. — А вы…
— Да, знаю, — перебил мужчину капитан. — Я террорист, по которому тюрьма плачет.
— Он сам признался! — торжествующе воскликнул человек, которого Вероника называла майором.
— Да помолчите, — устало произнес Фрост и взглянул на обладателя звучного голоса.
Это был невысокий коренастый смуглый мужчина, очень похожий на того турецкого полицейского, который беседовал с Фростом в вагоне-ресторане. Единственным — как казалось — отличием был его нос, сломанный когда-то в нескольких местах. Темные внимательные, слегка навыкате, глаза подозрительно оглядывали капитана. Мужчина с выражением возмущения на лице конвульсивно сжимал большие кулаки. Судя по вздутым венам и разбитым суставам, некогда он был боксером. Видимо, тогда и нос пострадал.
Майор подошел ближе и освободил Фроста от пут.
— Можете сесть, если хотите, — буркнул он.
— А где моя одежда?
— Там, — турок показал на стул в углу комнаты, на котором были сложены вещи Фроста. — Мы должны были их обыскать.
Капитан посмотрел на Веронику.
— Закрой глазки, крошка, — сказал он. — Я слишком скромен, чтобы дефилировать перед тобой в голом виде.
С этими словами Фрост опустил ноги с койки и одеяло соскользнуло на пол. Он почувствовал, как его голова резко закружилась, а к горлу подступила тошнота.
— Хэнк, милый!
Фрост вновь посмотрел на девушку.
— За каким чертом надо было стрелять в меня этой иголкой? — со злостью спросил он. — Ах, да, вспомнил — я же тебе очень нравлюсь. Представляю, что бы ты со мной сделала, если бы я тебе не нравился. Наверное, четвертовала или сожгла бы на костре.
— Но пойми, Хэнк, у меня не было выхода.