Его подчиненные из Министерства иностранных дел не могли связаться ни с посольством в Брюсселе, ни с консульствами в других городах.
Десо читал дальше и чувствовал, как внутри него все холодеет. Что бы там ни происходило, это затрагивало не одну лишь Бельгию. Станции радиоперехвата Департамента внешней безопасности сообщали, что все радиостанции и телевизионные центры традиционно нейтральных Нидерландов прервали свои передачи и призывают голландских резервистов явиться на сборные пункты. Посольство Франции в Гааге было уведомлено правительством Голландии о том, что в скором времени послу будет зачитано "чрезвычайно важное" правительственное заявление.
На мгновение Десо подумал о том, что все это попахивает мистификацией, дьявольски хитрым трюком разведывательных служб Англии и США, однако вынужден был признать, что масштаб действий делал это предположение маловероятным. И тут же новые вопросы вихрем закружились у него в голове. Связано ли это с Германским кризисом? И если связано, то как?
Десо сорвал трубку стоявшего на столе телефонного аппарата и набрал специальный код прямой связи со штаб-квартирой Департамента внешней безопасности. Ему необходимо было узнать мнение Морина.
– Кабинет директора, – раздался на другом конце линии взволнованный голос.
– Это Десо. Срочно свяжите меня с начальником Департамента.
Последовала пауза.
– Прошу прощения, господин министр, но, к сожалению, в настоящий момент начальник Департамента не может с вами говорить.
От ярости перед глазами Десо повисла красная пелена.
– Мне наплевать, моется он, спит или проводит время с любовницей! Отыщите его и доставьте к телефону. Вам ясно?
Как ни странно, но эта его вспышка, казалось, прибавила уверенности человеку на другом конце провода.
– Боюсь, что это невозможно, господин министр, – решительно отчеканила трубка. – Я передам господину Морину, что вы звонили, и он свяжется с вами, как только освободится.
На этом разговор прервался.
Десо с отвращением уставился на зажатую в кулаке телефонную трубку, в которой что-то шуршало и потрескивало. Похоже было на то, что первые крысы начали покидать его тонущий корабль.
ШТАБ 7-й БРОНЕТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ
Вилли фон Силов очнулся от беспокойного сна. Кто-то громко кричал: "По местам!", – и солдаты бегом занимали свои позиции. Неужели французы снова атакуют, на сей раз в полную силу, или поляки с американцами решились на ответный удар? Скатившись с койки, Вилли подхватил автомат и выбежал из палатки в серые предрассветные сумерки. Генерал Лейбниц и Шиссер были уже на ногах, и оба выглядели встревоженными. Все трое побежали на источник звуков и с облегчением увидели запыленного и усталого лейтенанта, который слезал с седла гражданского мотоцикла.
Когда он заметил спешащих к нему офицеров, вся усталость тут же соскочила с него. Поспешно одернув мундир, он выпрямился и, отдав честь, доложил:
– Оберлейтенант Майер, штаб 2-й мотопехотной дивизии, герр генерал.
Вилли навострил уши. 2-я пехотная дивизия была еще одной германской дивизией 2-го Армейского корпуса. В течение нескольких часов после налета на штаб генерала Лейбница, французы старательно глушили все их радиоканалы, не давая связаться с другими германскими соединениями. Никто из курьеров, разосланных ими во всех направлениях с разъяснением происшедшего, до сих пор не вернулся.
Лейбниц тоже отдал честь.