– Слушаю вас?.. – Ног было меньше двух метров. А в остальном Старыгин не ошибся – симпатичная мордашка в обрамлении блондинистых локонов, дежурная белозубая улыбка и полное отсутствие мысли во взоре.
– Как бы мне увидеть Федора Михайловича Сумина?.. – спросил Старыгин. Чувствовал он себя довольно неуютно и скованно. Не приходилось как-то раньше выступать в роли просителя, "бедного родственника".
– Вы знаете, Федора Михайловича сегодня нет, – ответила секретарша. В ее глазах появилась какая-то настороженность. Но этот факт остался Старыгиным не замечен – он с преувеличенным вниманием изучал пластиковые белоснежные панели стен приемной. – Возможно, он болен и находится дома. Или будет немного погодя.
– А генеральный директор здесь? На месте? – Виктор Борисович не особенно вежливо перебил секретаршу. Он начинал злиться, в первую очередь на себя, на эту свою неуверенность в собственной правоте.
– Иосиф Миронович... А кто вы и по какому вопросу? – Все же девочка не зря получала свою зарплату. Бдительно охраняла покой шефа.
Практически не задумываясь, что и зачем он делает, отработанным за долгие годы службы жестом Старыгин извлек из кармана пенсионное удостоверение, развернул его и приблизил к личику секретарши. Такой документ девочка видела впервые в жизни, поэтому первое, на что она обратила внимание, были слова: "Федеральная служба безопасности". Опустив глаза чуть ниже, секретарша прочитала следующее: "Подполковник Старыгин Виктор Борисович". Дальше она просто не смотрела – ей хватило и того, что она увидела. Испуганно пискнув – чекистов у нас в стране было принято бояться еще с 1917 года, – девушка предложила:
– Присядьте, пожалуйста! – и включила стоящий на ее столе селектор.
Старыгин не стал ей мешать. Присаживаться тоже не стал – просто отошел на пару шагов в сторону.
– Чего надо?.. – хриплый недовольный голос, донесшийся из динамика селектора, разлетелся по всей приемной.
– Иосиф Миронович, к вам господин из ФСБ... – покосившись в сторону Старыгина, сообщила секретарша.
В динамике послышалось какое-то сдавленное бульканье, вроде как человеку в кабинете кто-то наступил ногой на горло, полностью "перекрыв кислород". Потом тот же голос, в котором уже больше были слышны испуг и растерянность, переспросил:
– Откуда?!
– Из Федеральной службы безопасности, – раздельно повторила девушка. – Подполковник Старыгин Виктор Борисович...
Должность подполковника она не назвала. Не прочитала. Да и не могла прочитать – в той графе удостоверения, где обычно указывается должность владельца, стояло слово "резерв"...
4
Изя Ковалевич впервые в жизни почувствовал собственный возраст, тот груз лет, что он нес на своих плечах. Таким разбитым и потерянным в жизни он никогда не был. Даже тогда, когда над ним "прикалывались" отвязные урки в общей камере Красногорского СИЗО.
Вся его жизнь теперь была поделена на две далеко не равные части – до и после той роковой ночи на складах фирмы. И в этой, сегодняшней, второй половине, которая полностью зачеркнула период предыдущий, ничего хорошего не было. И быть не могло.
Иосиф Миронович не мог избавиться от ощущения, что рукоятка пистолета по-прежнему остается в его ладони. По ночам к нему приходили старые знакомые, люди, которых он подставил под пули отморозков Зуба. Молча смотрели на него черными провалами глазниц, резко выделяющимися на фоне бледных, залитых кровью лиц. Изя плакал, клялся, что, втягивая их в эту авантюру, он просто не знал, какая участь уготована им Мезенцевым. Просил понять, что, если бы не он, тогда бы его самого... А они молчали и смотрели... Ковалевич просыпался среди ночи с залитым слезами лицом. Он перестал высыпаться, постоянно чувствовал себя подавленным и разбитым, перестал обращать внимание на хорошенькую и безотказную во всех отношениях личную секретаршу Ирочку, начал задумываться о самоубийстве...
Не пьющий до этого генеральный директор теперь дня не мог провести без алкоголя. Пил по-страшному на работе, дома и в гостях, не задумываясь о последствиях, – надеялся утопить в коньяке собственные страхи и гложущее чувство вины...
В тот момент, когда сработал селектор, Иосиф Миронович как раз отправился в очередной, уже не первый в этот утренний час, поход к установленному в кабинете бару. Налил в хрустальный бокал добрую порцию хорошего армянского коньяка, подхватил ломтик заранее нарезанного Иркой лимона, выдохнул воздух, собираясь залпом, одним глотком выпить содержимое бокала... Селектор противно ныл, действуя на нервы, раздражая...