Блатной романс

– А Пырей?

– И без Пырея.

– А ты им что?

– А я говорю: короче, как Храм решит, так и будет. А Храм, говорю, человек очень суровый. Поэтому, говорю, лишний раз чихнуть не смейте.

– А они тебе что?

– А они кулаками в грудь стучат, дескать, давно хотели не под своими козлами, а под приличным человеком жить.

– А ты им что?

– Ну тогда я их взял и построил.

– Как построил?

– Реально построил. По ранжиру.

Шрамов снова откровенно заржал и не помешал Лехе распахнуть перед бугром, то есть ним, Сергеем Шрамовым, дверь родного офиса.

Свежеотгроханная прихожая, пупырчатые обои, подвесной потолок и прочие евростандартные, как обязывает положение, примочки. Еще одна услужливо распахнутая перед носом дверь. Вся низовая братва Виршей тут же без лишней команды вытянулась по стойке «смирно». Рожи – бычье бычьем. Стрижки как у больных педикулезом, оскалы – тупые, будто мухоморов нажрались – так стараются выглядеть крутотой. Сергей чуть за пузо от смеха не схватился, но заставил себя сдержаться. Пусть ржачка предательски выкручивает челюсть, коль эти пациенты хотят увидеть грозного батьку Махно, они его получат по полной схеме.

– Ну что, окурки, довыделывшшсь? – очень страшно свел брови Шрам и ткнул пальцем в грудь самого низкорослого и хлипкого, то есть-последнего в шеренге. – Ну-ка доложись, кто таков?!

– Гречкин… Игорь Моисеевич, – промямлил боец и вжал голову в плечи, ожидая вспышки немотивированного гнева от безжалостного урки. А ведь только вжав голову воин сравнялся с Сергеем ростом. Был этот боец не по-быковски, а по-клерковски пострижен и в одежде неразборчив. Или это только на его плечах шмотье так висело? Во всяком случае не было похоже, что Гречкин упакован в «Версаче». И этой непохожестью отдаленно напоминал Леху.

– Что ты мне паспорт диктуешь? Ты мне погоняло напой! – Да уж, не одни брюки износятся, пока мальцы выйдут в люди.

– Ридикюль, – еще более кислым голосом промямлил боец. И поскольку часть ополченцев подхалимски заржала, поторопился объяснить: – Я у Словаря финансы вел.

Шрам очень неласково посмотрел на другой край шеренги, откуда раздался гаденький смех, и заскрипел паркетом вдоль строя туда. Леха на правах зама по электрическим вопросам затопал по левую руку. Леха хотел доложить, что вот этот мордоворот приволок на горбу аж из-под Мги в заготконтору Малюты сто двадцать кэгэ алюминиевого провода; Малюта как увидел такой весовой рывок-рекорд, тут же завербовал битюга. А вот у этого пацана кликуха – Шишкин; не потому, что классно рисует, а потому, что вместо «бабки» всегда говорит «шиши». Но Леха за командиром не успевал.

Точно посреди шеренги стоял парень, успевший с момента появления босса сдвинуть с черепа на шею наушники, но не успевший вырубить спрятанный в кармане плейер. И теперь из наушников тонко зудело комариным писком.

– Это Филипс, – посчитал нужным сбоку подсказать Леха. – На музоне прется прямо по-черному.

– А как он вообще? – сделал Сергей такое выдающееся и одновременно суровое лицо, будто решает в голове шахматную задачу из матча Каспаров – Карпов.