Блатной романс

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нас же город застебет!

– Мы оправдаем!

– А кто сказал, что я вас гоню? – сыграл непонятку Сергей Шрамов. – Кто сказал, что такая бравая грядка мне лишняя? Остальные под началом Лехи отправляются на комбинат. И там, на нашем любимом нефтяном производстве, вы, бакланы, должны в кругу работяг повести агитацию против гнусных америкашек, желающих наш завод оттяпать. Ваш энтузиазм будет оплачиваться из моего кармана. Халявы не потреплю. Среди вас члены профсоюза есть?

Толпа растерянно загубошлепила.

– Как нету?! Вы что, не знаете, что профсоюз – это защитник рабочего класса? Немедленно чтоб все вступили! Леха, проконтролируй! – Шрам устало зевнул. – Тогда так: сперва всем вступать в профсоюз. Есть у нас в городке такой правильный человек – Андрей Юрьевич. Его уважать как меня и только по имени-отчеству обращаться! И чтоб без бычьих словечек, иначе секелем нахавырю! Так вот, Андрей Юрьевич вам прочитает популярную лекцию – кто есть на самом деле наш главный враг. А далее уже, как говорилось, вперед и с песней на ту родную проходную, что в люди выведет всех нас.

Шрам ни на миг не сомневался, что после такой громкой объявы его планы подписаться за профсоюз станут широко известны. Шрам прекрасно врубался, что до сих пор были детские игры, а серьезный махач только начинается. Шрам в полном сознании прикидывал, что прежде прятавшиеся за шпаной темные силы теперь просто обязаны сделать ответный ход. И надеялся, что готов к этому.

И ответный ход не заставил себя ждать.

* * *

– О! Какими судьбами? – Майор подобострастно поймал протянутую руку своими и затряс ее, шелестя спущенными подтяжками. Прохиндейская рожа майора расплылась в столь радушной улыбке, будто не существовало для него большей радости, чем лицезреть и трясти клешню столь дорогого гостя. – А я тут по-домашнему. – Как бы оправдываясь за неуставной затрапезный прикид, майор потащил гостя в кубрик.

– Как говорится, давно не виделись, Иван, – предъявил в улыбке зубы Виталий Ефремович и уверенно шагнул в спертый воздух кубрика.

Он не мог не поморщиться, узрев, во что майор превратил нутро новенького катера за какую-нибудь неделю. Все те же шкурки от колбасы и бананов, пробки и пепел на ковролине. Пятна, пятна, пятна от пролитого из консервных банок масла.

Следом за Виталием Ефремовичем, твердо ставя ноги на рифленые ступени трапа, в кубрик спустились Словарь, Малюта и Пырей. Иваныча от такого нежданного явления прошиб пот по всей спине. Даже задница мокрой стала.

– Что ж вы такой толпой-то? – растерянно прошамкал майор. – А вдруг видел кто?

– Не дрейфь, проверялись, – хмыкнул Словарь без прежнего почтения и водрузил на столик полиэтиленовый пакет, в котором вкусно шуршало и смачно звякало.

Свою кликуху Словарь получил, потому что женился на интеллигентной бабе – Словаря тянуло на интеллигентных. Но она больше в словарях рылась, чем на кухне горбатилась, вот они послал ее подальше. А кликуха прилипла.

– Отмечать наш профессиональный праздник будем, – процедил из-за спины Виталия Ефремовича Малюта, и по его голосу было не просечь, с угрозой это сказано или обыкновенно.

– Ну тогда присаживайтесь, гости дорогие, – попытался изобразить из себя гостеприимного хозяина мент и суетливо стал сгребать на газету мусор со стола. – А какой праздник? День строителя?

– День животновода, – обозначил свое присутствие Пырей. Его хищный острый нос сперва приценил все углы в кубрике-каюте, прежде чем Пырей нашел себе откидную баночку у трапа и сел.

– Не понял юмора, – посмел сказать Иваныч.

– Праздник мокрых штанов, – объяснил Виталий Ефремович. – Как пишут в красивых книгах; «Праздник похороненных надежд».

Слово «похороненных» Ивану Иванычу очень не понравилось, и он инстинктивно поскреб ногтями кадык: