Паника смела артистов со сцены. Они рванули к спасительным, если не от пожара, то от пуль, служебным коридорам. Там знакомый и родной лабиринт проходов, гри-мерки, нормальная одежда и служебный выход. Толпа в трико, в сарафанах и армяках, крича, визжа и срывая на ходу кацавейки и кокошники, растворялась в дыму.
А по залу катилась другая шальная волна. Наивные зрители, таких все ж натикало человек пятьдесят, по спинкам кресел, по головам и плечам братвы тоже рвали когти к спасительным дверям.
Из зала шарахнула волына. На нее повернулись автоматы и задрожали в огневом экстазе стволы. Пацаны с «мухами» попадали на доски сцены, и к креслам понесся гранатный ответ.
Из дыма под дождь картонной чешуи сбоку выехал, шевеля хваталами из папье-маше, гигантский осьминог. И задергался в волнах свинца. Над сценой молчаливо проплывали огрызки рыб, половинки рыб, пощаженные взрывом хвосты.
- Война, пацаны! - По проходу к сцене топал Арбуз и садил из волыны по под мосткам. - Подстава! Измена!
Граната бабахнула под ногами Арбуза и подбросила его, раздирая на кровавые куски. Красно-желтыми брызгами взвились фонтанчики разодранных кресел. Пуля вжикнула у виска Пальца, он оглянулся. Верняк, шмальнули из полной хачиков царской ложи, типа, соратник закадычный поприветствовал» А в своем закутке монтер сцены Булгакин наконец дотянулся зубами до рубильничков.
Люк разверся под пацаном с «мухой», когда тот налег на спуск. Гранату выплюнуло уже под сценой. Из люка ломанулись столб огня и вопль. Оторванная крышка закрутилась пропеллером над оркестровой ямой. Всеобщая бойня не могла не начаться. Все ж, блин, такие крутые!
- Не смейте.- Доктор Роберт J]ивси повис на чьей-то руке с пистолетом. - Здесь же люди!
Террорист пытался выдрать руку из захвата и нажимал на курок - пули разлетались вольными осами во все стороны. Падали, перегораживая выход, зрители. Схватился за живот Мак-Набс. Пистолет защелкал впустую, когда Роберту Ливси удался апперкот. Нокаутированный террорист осел в кресло, изобразив заснувшего зрителя.
- Вы в порядке, Мак-Набс? - Ливси опустился на колени рядом с шотландцем.
Вместе с кровавой пеной губы Мак-Набса выжали:
- Что в таких случаях принято говорить, доктор?
Дурная граната погибающего пацана взмыла вверх и влепилась в потолок у люстры. По побелке с проворством молодых змей разбежались трещины. Хрустнуло, натужно затрещало, лопнуло. И люстра, величественно, как и должны опускаться на планету Земля летающие тарелки ради контактов третьего рода, поплыла вниз.
Вздрогнула театральная собственность, ударная волна взвинтила пыль. Могучий костяк люстры сокрушил полукруглым навершием хилую прослойку кресел и шейные позвонки залегшего под ними Чека.
С таким звоном взрываются склады стеклодувного завода. Алмазной россыпью хлынули-покатились осколки стеклянных подвесок. Осколки засыпали навеки закрывшего глаза Мак-Набса, супружницу майора Орловича и контуженного взрывной волной Ливси...
...Следующий, кто хотел выскочить из ложи, влетел обратно с пулей в груди. В царском проеме образовался Палец с волыной в каждой руке.
- Харчо! - Залп из двух стволов продырявил выходные кожанки двух рыночных людей. - Выходи! Я тебя видел!
Путь в коридор был закрыт, хачики сигали через барьер царской ложи, будто загорелые кенгуру.
- Ты трусливый шакал! - Харчо, навестивший таки земляков, никуда не прыгал. Он ждал Пальца у бортика царской ложи, держа волыну опущенной дулом в пол. За его спиной открывался прекрасный обзор на сцену, которую уже плотно заволок серый в белых разводах дым. В дыму трещали автоматы. - Ты не мужчина. - Харчо презрительно скалился белыми зубами. - Ты набрал стволов, потому что ничего не можешь без них. Индюк паршивый, пидорас, русак!
Палец молча давил штиблетами ковровую дорожку, смягчавшую проход для царственных стоп в центре ложи. На скрип в углу он вскинул одну из волын, и усатого черноволосого джигита, пытавшегося отсидеться за стулом, свинцом отшвырнуло к стене.