Николай, не открывая глаз, недовольно спросил:
— Ну, чего еще, мать?
— Вставай, Коль! К тебе тетка Клава пришла, хочет увидеть, сын у нее с утра забузил!
Колян все еще находился во власти сна:
— Какая тетка Клава? У нас на деревне этих Клав как собак нерезаных!
— Да Стукачева, что возле бывшего сельмага живет!
— Каркуша, что ли?
— Во-во, Каркуша!
— Так бы сразу и сказала.
Горшков сбросил тело с кровати, потянулся, спросил:
— Где эта Стукачева?
— На крыльце! С отцом гутарит, на судьбу жалится. Да и немудрено, «повезло» ей с сыном. Мало, что сам дурак-дураком, особля когда выпьет, так и в жены такую же взял, из района приволок.
Николай остановил речь матери:
— Ты вот что, мам! Разговоры подобного рода прекрати! А лучше дай мне полотенце, пойду во двор, умоюсь!
Анастасия Петровна с оттенком обиды в голосе кивнула на окно, выходящее во внутренний двор небольшой усадьбы Горшковых:
— Полотенец на костыле висит, умывальник давеча до краев наполнила. Вот только почему ты так с матерью себя ведешь?
Надевая форменные брюки, Николай спросил:
— Как так, мать? Как всегда.
— Полностью высказаться ни о чем не дашь!
— Эх, мать, если я буду слушать все те сплетни, то мне увольняться придется, потому как времени на службу не останется. Вам же с отцом только дай волю, все ораторы в государстве могут отдыхать! Причем до конца дней своих! Так что меня байками не лечи, есть у тебя подруги, с ними и перетирай деревенские сплетни. Я во двор!