Первый удар

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, спасибо. Я на машине, так что доеду сам, к тому же надо в гостиницу заехать, деньги взять, не на эти же копейки играть, — и Кастет опять потряс жетонами на пару тысяч долларов.

У молодого перехватило дыхание — бобер и так упакован выше некуда, а если еще бабок прихватит! Гена Есаул ему только спасибо за такую наколку скажет.

— Хорошо, пишите. Среднегаванский проспект, дом 3, квартира … Позвоните два раза и спросите Геннадия Сергеевича. Ехать надо…

— Я найду, спасибо.

И сунул за труды обалдевшему сявке стодолларовую купюру.

* * *

Дверь в воровской катран открылась сразу после звонков и условленной фразы. Мужчина в темной прихожей внимательно посмотрел на Кастета, ощупал быстрыми глазами фигуру, после чего закрыл дверь и хрипло сказал:

— Проходите.

Не пригласил, но позволил пройти.

Комната в квартире была одна, но большая, плотно накуренная. Шестеро бывших там мужчин повернулись на вошедшего Кастета и, не сказав ни слова, возвратились к игре. Играли, собственно, четверо сидящих за столом. Двое чуть в сторонке курили, наблюдая за игрой. Таинство игры проходило молча, без реплик, комментариев и, уж тем более, без советов.

Мужчины, и игроки и зрители, были примерно одного, неопределенного возраста — от тридцати до пятидесяти — с похожими лицами, выжженными северным солнцем, и с одинаково цепкими, быстрыми глазами.

Только один из игравших отреагировал на появление Кастета — чуть дольше других посмотрел в лицо, чуть пристальней оглядел фигуру, потом ненужно сложил свои карты стопочкой и снова разобрал.

Леха тоже внимательно посмотрел на него. Фотографии Есаула у Сергачева не оказалось, но описал он его довольно точно, так что Кастет понял — это и есть Гена Есаул — один из лидеров борисовской группировки, с недавних пор обосновавшейся в городе и уже претендующей на большую власть.

Расклад этой игры был понятен — Киреев хочет его руками убрать серьезного конкурента и остаться при этом в тени. Честный вор Кирей знать не знает карело-финна Ситтонена, к тому же оказавшегося представителем неведомого господина Головы. Кастет услышал какой-то шум, то ли звяканье посуды, то ли звон стали о сталь, но не дернулся, не повернул головы, а, выждав пару минут, тихо спросил у одного из стоявших:

— Туалет здесь есть?

Тот глянул на него и молча мотнул головой в сторону двери.

На кухне сидели еще четверо — помоложе и побойчее, с дергаными неспокойными движениями, скользким, бегающим взглядом. На столе была бутылка водки, рыба на промасленной коричневой бумаге, хлеб, стаканы и нож — классическая блатная финка с наборной ручкой. Сильно пахло планом. Один, тот, что открывал ему дверь, поднялся:

— Что?

— Да я туалет ищу, — с благополучной улыбкой сказал Кастет.

Парень показал ему облезлую, с гвоздем вместо ручки, дверь:

— Воду спусти!