Блондин с опаской посмотрел на присевшего Стрелка. Совсем крышей поехал. Что теперь с ним делать? Может и, вправду, пришить? Влепить сейчас пулю, как обещал, и уйти. Блондин медленно стал поднимать пистолет, но тут справа, совсем близко, что-то зашуршало, пискнуло.
Блондин включил фонарик, который сжимал в левой руке и вздрогнул. Ему показалось, что та баба, бомжиха, которую он пришил, шевелится. Твою мать.
Шевелились тряпки на груди убитой, свет фонарика отразился в мелких красных бусинках. Крысы.
Крысы прибежали на запах свежей крови и, пока люди тут сходят с ума, устроили себе небольшую пирушку. Блондин вскинул руку с пистолетом и трижды нажал на спуск. Вот вам, крысы. Две пули попали в крыс, сидевших в тряпье на груди убитой, а третья ударила в ее лицо.
Стрелок вскочил, ему показалось, что стрелял Блондин в него. Вскочил и увидел, как мертвое лицо разлетелось на осколки, на брызги и лоскутки.
Он замер, не в силах отвести взгляд.
– Бежать надо, какого черта, – крикнул Блондин, – что мы тут возимся?
Бежать. Да, действительно, нужно бежать, подумал Стрелок. Бежать. Забрать винтовку и бежать.
Он присел, нащупал оружие у себя под ногами и встал.
Блондин бросился в темноту чердака, освещая дорогу прыгающим лучом фонарика, к дальнему выходу. Стрелок побежал следом. Сейчас нужно бежать. Нужно успеть уйти до того, как сюда нагрянут. А с этим кретином он разберется потом, после всего этого. И не исключено, что для него он сделает исключение и убьет его не на расстоянии. Лицом к лицу.
Точно так же, как сам Блондин сейчас расстреливал крыс.
Нина и Лина. Лина и Нина. Обе блондинки, обе крашенные, обе молодые, обе с глазами, прозрачными до самого затылка. Глазами, не замутненными интеллектом.
И гадом буду, подумал Гаврилин, если им есть хотя бы по семнадцать лет. Если у них что и есть, так это личики и фигурки. Вполне достаточно, чтобы сделать себе карьеру.
Только ни Лина, ни Нина карьерой пока не озабочены. Они озабочены досугом. Ровесники надоели, скукота страшная, даже поговорить не с кем. Родители не мешают, но заняты своим бизнесом. Клубы замучили, там с серьезным человеком не познакомишься. Хорошо еще, что Центр досуга открылся. Красиво, совсем по западному и безопасно. Так классно.
Гаврилин молча кивал, пока подружки излагали ему свои жизненные проблемы, время от времени вставляя в разговор глубокомысленные «серьезно?», «действительно» и «вот это правильно». Ай да Маша, ай да умница. С таким сопровождением у него точно не будет времени скучать. Как там она сказала? Пошлепаешь по попкам?
Очень даже ничего себе попки. Когда Гаврилина показывал, как правильно держать кий в момент удара, обе эти попки по очереди весьма впечатляюще прижимались к его уязвимым местам.
Когда под его чутким руководством Нина (или Лина?) забила первый в своей жизни бильярдный шар, Гаврилин удостоился поцелуя в губы. Если это товарищеский поцелуй благодарности, подумал он, переводя дыхание, то, что же тогда поцелуй взасос?
Кии двигались как попало, шары носились по сукну стола, как молекулы в броуновском движении, девочки наперебой тянули Гаврилина к себе для того, чтобы он помог им правильно прицеливаться, и радостно бросались ему на шею, когда ему все-таки удавалось направить кий, куда нужно.
Девочки были в восторге и выражали этот восторг так бурно, что вынырнувший из боковой двери Алик предложил перейти в самую дальнюю комнату, именуемую аппендиксом.
– Там вам никто не будет мешать, – сказал Алик девушкам, продемонстрировав свой коронный удар навесом.