— Никаких проблем, — пожат плечами Бондарев.
— …доставила вам какие-то хлопоты.
— Никаких проблем. Я просто прислонил вас к стене рядом с дверью квартиры, нажал на кнопку звонка и убежал. Я часто так развлекаюсь, так что…
Она рассмеялась. Сегодня она была совсем другой — в джинсах и короткой майке вместо вечернего платья, но зато в белых кроссовках. У неё были светлые и весёлые глаза. Её звали Ксения. Она сказала об этом минуту спустя.
— Так о чём же мы могли говорить тогда? Ведь я вас практически не знаю…
— Это был разговор на общие темы. Можно сказать, разговор с философским уклоном.
— Врёте. Я терпеть не могу философию.
— В трезвом состоянии — да, но послушали бы вы себя тогда…
— Неужели я была настолько…
— В разумных пределах.
— И мы говорили…
— Ну в разговоре фигурировали мобильные телефоны, потерянные туфли, зимние поездки на турбазу… Не вспоминаете?
— Нет. Странно, я не помню самого разговора, но помню ощущение, которое остаюсь…
— Ну-ка.
— У меня остаюсь впечатление, что вы — ксенофил.
— Это что ещё за зараза?
— Ну это моё собственное изобретение. Людей, которые мне нравятся, я называю ксенофилами, а которые мне не нравятся — ксенофобами. Потому что меня зовут Ксеня.
6
Её звали Ксеня, и этот их второй разговор, как и первый, был простым обменом словами. Ничего больше. Никаких далеко идущих последствий. Никаких намёков. Никаких случайных прикосновений.
Они просто поговорили и разошлись, чтобы через неделю снова случайно встретиться и поболтать. Не бог весть что. Но и этого оказалось достаточно, чтобы однажды ночью Бондарев увидел сон.