– Хорошо! – сказал спецназовец. – После допроса он твой, Володя! И поганого сутенера навестим... Ну, в путь?!
– Маски, – напомнил Калмык. – Пойду пороюсь в гардеробе Горелого. Покойный Иван часто ездил на рыбалку с друзьями. В любое время года. Зимой, дабы не обморозить лица, они лыжные шапочки с прорезями для глаз надевали. Обождите меня здесь, я быстро!..
«Использованные» педофилом Петя с Катей не спали до рассвета. Они обсуждали план бегства из детдома, превращенного господином Фоменковым в бордель. «Лучше побираться или вовсе с голоду подохнуть, чем постоянно ублажать различных грязных свиней!» – так считал Петя. Катя была полностью согласна с товарищем по несчастью. Единственное, что смущало ребятишек, – возможная поимка и жестокая месть со стороны полубезумного наркомана-заведующего. Дети помнили,
– Так поступлю с каждым беглым щенком! Гы-гы!!! – объявил Анатолий Тимурович перепуганным воспитанникам.
Ночь напролет Катя с Петей вспоминали Гену, однако в конечном счете, невзирая на страх, решили попытать счастья. Будь что будет!!!
В половине четвертого утра они, окончательно оговорив детали, на цыпочках спустились по лестнице, вышли во двор и... внезапно столкнулись с пятью мужчинами в масках.
– Тихо! – прошептал один из незнакомцев, прижимая палец к губам. – Мы из СОБРа! Лобкович дома?
Петя кивнул.
– Где именно?
– В спальне, на втором этаже, – еле слышно сообщила Катя.
– Прекрасно! – удовлетворенно потер ладони другой мужчина. – Лобковича мы сейчас арестуем. Больше вы его никогда не увидите! Клянусь! Вот возьмите, – он протянул детям четыре сотенные купюры. – Доберетесь до Н-ска... но одна просьба, вернее, приказ! Отправляйтесь в город не раньше середины дня. Мы еще должны забрать Фоменкова за те же преступления!!!
«А все-таки есть на свете справедливость!» – с восхищением подумали сироты.
В эту ночь господина Лобковича терзал длинный, беспрерывный, кошмарный сон. На покрытой наждаком площадке черные, красноглазые, злобно гогочущие демоны играли голым Павлом в футбол. Вместо ворот они установили две громадные, пышущие жаром печки. Причем вратарей у бесовских «ворот» не было. В результате завывающий дурным голосом Лобкович ежеминутно попадал то в одну печь, то в другую. Плюс дерущее кожу скольжение по наждаку. Плюс мощные пинки чертей-«футболистов». В общем, жуть!!! Вдосталь поиздевавшись над журналистом, бесы скрутили его колючей проволокой, приговаривая: «Теперь займемся говнюком по-настоящему!» Лобкович забился в отчаянных попытках освободиться, заорал пуще прежнего, проснулся и... увидел нескольких людей в масках, стоящих около кровати. Не до конца опомнившийся Павел поначалу принял их тоже за демонов и обмочился со страху.
– И-и-и! – пронзительно взвизгнул он.
– Не спится пидорасу, – сказал первый «демон» с бельевой веревкой в руках.
– Небось совесть мучает! – насмешливо фыркнул второй.
Третий молча приблизился и без замаха резко рубанул Лобковича ребром ладони по шее. Журналист потерял сознание...
Бесчувственного Лобковича крепко связали, заклеили рот скотчем, погрузили в багажник и не мудрствуя лукаво привезли туда же, откуда выезжала «группа захвата», но не на саму дачу Горелкина, а в окрестный лес к небольшому болотцу. Вышвырнув журналиста из багажника, Кононов взял у Калмыкова финку, развел маленький костер и, дождавшись углей, положил на них лезвие ножа.
– Когда сталь раскалится добела, я прижгу тебе некоторые болевые точки, – любезно объяснил он суть приготовлений серому от ужаса Лобковичу. – Болевой фактор вытеснит из твоей башки все посторонние мысли. Ты не сможешь врать!
– У-бу-бу-му-у-у!!! – жалобно простонал Павел.