– Зачем закрывать? Они давно не были в гостях у мамы Иры, – сказал Михаил. – Вот мы их сейчас и отвезем. Пусть погостят.
Решение было простым и изящным.
Ирина знала братьев давно, и ее они слушались беспрекословно. Похоже, они просто не могли себе представить, как можно ослушаться Ирину.
– Давай, – согласился Гринчук. – Забирай Кошкиных и отвози. А я…
В дверь клуба постучали. Громко и уверенно. Михаил отодвинул засов и отошел в сторону. На пороге появился прапорщик Бортнев.
– Мама родная, – протянул Гринчук ошарашено. – Я думал, что это у меня насыщенная личная жизнь, но вы, господин Бортнев…
Прапорщик выглядел если не живописно, то впечатляюще. Во всяком случае, внимание к себе привлекал.
Под правым глазом у него имела место ссадина. Нижняя губа была рассечена. В правой руке Браток держал комок снега, используя его вместо компресса. Снег был розовый. А рука, вернее костяшки пальцев, были разбиты в кровь.
Гринчук демонстративно принюхался.
– Я за рулем, – угрюмо сказал Браток и сел в кресло возле стены. – Не пью.
– Одобряю, – кивнул Гринчук. – И все же?
Даже Кошкины вопросительно уставились на Братка.
– Слышал, вы сегодня стреляли? – сказал Браток.
– И в меня. Но это не объясняет вашего внешнего вида.
– Знаете в кого стреляли? – спросил Браток.
Лицо Гринчука стало серьезным:
– В кого?
– В Колю Лося. Знаете такого?
Гринчук задумался, потом медленно покачал головой.
– Не помню. Нет.