– Была также предпринята попытка дискредитировать моего подчиненного. Вот с этих позиций мы и начнем работать.
Гусак достал из кармана носовой платок и вытер лоб. Трофимов побледнел и прислонился спиной к стене. Сержанты стояли, глядя себе под ноги.
– Сходи умойся, – сказал Гринчук Братку и обернулся к Трофимову. – Обработай ему раны перекисью и что там у вас еще есть.
Браток что-то невнятно пробормотал и вышел в ванную. Лейтенант ушел следом.
– Вы, майор, идите к себе в кабинет, а я пока переброшусь парой слов с сержантами.
Гусак вышел.
Постоял секунду за дверью, в коридоре. Потом вошел к себе в кабинет и сел за стол.
Вот и все, подумал Гусак. Нарвались. Вот и все.
Послышался чей-то невнятный крик, потом наступила тишина.
Открылась дверь кабинета, и вошел Гринчук. Молча прошелся по кабинету, потирая ребро правой ладони. Половицы скрипели.
– Такие дела, майор, – сказал, наконец, Гринчук. – Еще сегодня утром у меня к тебе не было претензий. И еще сегодня утром ты мог не бояться за свою карьеру…
Гусак слушал, сосредоточенно крутя в руках шариковую ручку.
– У нас с тобой есть два варианта, – сказал Гринчук. – Всего два. Первый – ты сам пишешь рапорт на увольнение из органов. Сам. По состоянию здоровья. В этом случае я тебе гарантирую, что твой рапорт будет принят, и тебя просто уволят. Второй вариант, ты не хочешь писать рапорт, и я вынужден буду принять меры, чтобы ты вылетел из органов. В этом случае я тебе не гарантирую, что все пройдет гладко. И самое главное – я не угрожаю тебе. Я констатирую факты. Если мы договоримся – ты даже еще с месяц сможешь поработать, чтобы не связывать твой уход с этим эксцессом.
Гусак молчал
– Ты меня слышишь, майор? – спросил Гринчук.
Гусак кивнул.
– Что выбираешь?
Молчание.
– Не слышу!
– Первое, – хрипло произнес Гусак.