Рождество по-новорусски

22
18
20
22
24
26
28
30

– То-то и оно, – выкрикнул Браток. – Есть корочка – вы все можете. Нет корочки – вы что, стали дерьмом? Вы же не изменились, только название поменяли. И я… Пока был Братком – был классным парнем, имел много друзей и подруг. А потом стал ментом и что? Я ведь им ничего не сделал.

– А ты полез к сержантам почему? – спросил Гринчук.

– Дурак потому что!

– А если бы ту девку прессовали не сержанты, а твои бывшие приятели – полез бы?

Браток промолчал.

– Подлез бы, – сказал Гринчук. – Полез бы, как миленький. И с сержантами ты сцепился потому, что почувствовал себя ментом.

– Нет.

– Хорошо, не ментом, но уже и не Братком. Понимаешь? Корочка тебя изменить не может, но ты бы ее и не взял, если бы сам не хотел. А на счет того, что мне не понять… – Гринчук потер мочку уха. – Я когда только в органы пришел, думал, что теперь все будет правильно. Шел уже после работы домой, а там в парке, зимой как раз, трое девку… Не знаю до сих пор, насиловать они ее хотели в сугробе, или просто ограбить. Я, естественно, бросился туда и схлопотал удар ножом. В сантиметре от печени. Все убежали. Девка тоже убежала. А я остался лежать в снегу. Минус двадцать, я в курточке и с дыркой… Лежал и молился, чтобы девка позвонила в милицию.

– Позвонила? – спросил Браток.

– Два раза… – усмехнулся Гринчук. – Меня священник нашел из церкви на кладбище, отец Варфоломей. Он там вечерком на лыжах катался.

– Так вот, как вы познакомились…

– Ага. А девку ту я нашел потом. Вышел из больницы и нашел. Пацанов тех троих искать не стал, а ее нашел. Спросил, почему она в милицию не позвонила. И знаешь, что она мне сказала?

– Не знаю.

– А она не знала, что я из милиции. Вот если бы я ей тогда сказал, то она позвонила бы, а так… Любит у нас народ милицию. И знаешь, что я решил после этого?

– Что?

– А я решил после этого, что больше не подставлюсь так. Никогда. И стал заниматься рукопашным спортом. И понял, что я не ради вот них, – Гринчук указал на прохожих, которые шли мимо по улице. – Я понял, что работаю ради себя. Что мне не важно, как оценивают меня эти, пострадавшие. И что мне наплевать на мнение начальства. Главное, чтобы я знал, что живу правильно. Правильно. И делаю правильные дела. И мне от этого хорошо, понимаешь? От этого, а не потому, что я мент, и что у меня есть ксива.

– А люди?

– Люди… Мне сегодня одна учительница сказала, что она сейчас своих учеников не любит. Она их жалеет. Всех.

– И вы жалеете, Юрий Иванович?

– Вот, я нашел, – закричал Трофимов, подбегая к Гринчуку. – Вот удостоверение.