– Извини, – сказала мать, – это будешь решать не ты. Это решит твоя мать. Когда тебе исполнится восемнадцать – милости прошу в свободную жизнь. А пока…
– Я никуда не поеду, – попытался спокойным тоном сказать Леонид. – Я не собираюсь ехать ни в какой Центр отдыха.
– Врач меня предупреждал, – вздохнула Надежда Юрьевна. – Возможна вот такая реакция. И даже предложил отправить тебя в институт неврологии, чтобы пройти месячный курс лечения.
– В дурку? – Липский вскрикнул, но сразу же замолчал.
Выходило, Леонид это понял сразу, что любой его крик может отправить его в дурку на месяц. С этой точки зрения загородный Центр был куда предпочтительней.
– А я доктору сказала, – невозмутимо продолжила Сомова, – что лучше ты поживешь недельку за городом, на природе. И доктор согласился, что это решать тебе…
Липский молчал.
– Так куда поедешь, Леня? – спросила Надежда Юрьевна.
– Не в дурку.
– Вот и отлично, – улыбнулась Надежда Юрьевна. – Превосходно. Машина уже ждет. Нам даже предоставили на всякий случай охрану.
– Этих двух сержантов?
– Нет, что ты! С нами поедет офицер, лейтенант. Он доставит нас на место, и посмотрит, насколько там безопасно.
– Черт с ним, – сказал Леонид.
От него все равно ничего не зависело. Неделя в санатории лучше, чем месяц в клинике.
Надежда Юрьевна подошла к двери, выглянула и сказала кому-то невидимому:
– Мы скоро выезжаем. Да. Что? А, конечно. Только не долго, пожалуйста.
Надежда Юрьевна обернулась к сыну:
– Пока тебе подготовят все документы, я разрешила поговорить с тобой человеку, который расследует это дело. Не буду вам мешать.
Сомова вышла из палаты. На пороге появился улыбающийся самым доброжелательным образом Гринчук.
– Здравствуй, Леня, – сказал Гринчук.