Мила торопливо расстегнула платье, и когда оно упало на пол, переступила его. Отправляясь убивать Гринчука, она оделась так, как это нравилось Громову, и белье одела то, что так его возбуждало.
– Давайте! – хрипло выкрикнула Мила. – Я малолетка? Да?
Она быстро сняла белье, оставшись только в туфлях, чулках и поясе.
– Что замолчали? Давайте! – Мила шагнула к Гринчуку.
Взгляд подполковника скользнул по телу девчонки.
– Как тебе это, Миша? – осведомился Гринчук.
– Честно говоря, – сказал спокойно Миша, – я ожидал большего. Тело так себе.
– Дрябловатое, – согласился Гринчук. – И кожа не очень. Знаешь, как это бывает у молодых действительно красивых девчонок – упругая, гладкая. А тут…
Мила замерла.
– И ноги не очень… – сказал Михаил.
– Отчего же? – не согласился Гринчук. – Нормальные более-менее ноги.
– А вы посмотрите вверху, там, где они сходятся, – Михаил присел на корточки и показал пальцем. – Бедра довольно широкие, между ногами тут получается такой треугольник. Дырка.
– Ну, это дело вкуса, – рассудительно заметил Гринчук. – Я когда в школе учился, у нас пацаны считали, что такая вот дыра указывает на повышенный аппетит девчонки. В этих вопросах.
– Серьезно?
– Угу, а вот грудь – подкачала. Мне больше, например, нравится крупная, немного даже тяжеловатая. А тут…
– После ребенка…
– После ребенка она не станет больше, она растянется. И будут эти соски болтаться, – Гринчук цыкнул зубом. – А сейчас главная проблема – кожа. Эти прыщики меня настораживают. Вон там, в самом низу живота.
Михаил присмотрелся.
– Юрий Иванович, с вашим жизненным опытом вы и сами могли понять – девочка подбривалась. И это раздражение от бритвы. Так бывает.
– Вы что, с ума сошли? – спросила Мила.