– Не повезло… – сказал Гаврилин и нажал на спуск.
Кровь
Нолик закричал. Темная масса ударом швырнула его лицом на забор. Адская боль обрушилась на плечо. Нолик дернулся.
Чудовище рвало его тело, захлебываясь рычанием. Клыки рвали кожу и сухожилья.
Нолик ударил по оскаленной пасти левой рукой. Вернее, попытался ударить, собака успела перехватить руку. И новая вспышка боли. Кисть захрустела на зубах.
Крик, вырвавшись из груди Нолика, уже не прекращался. Больно же, больно!
Собака рванула головой. Нет! На секунду, на крохотную секунду, собака оставила Нолика в покое, ровно настолько, чтобы он понял – у него больше нет руки. Больше. Нет. Руки.
Нолик даже успел поднести к глазам то, что осталось от кисти. В лицо тонкой струйкой плеснуло что-то теплое. Кровь.
Капли попали на лицо. В распахнутый криком рот.
Собака снова метнулась вперед. К горлу. Нолик успел отклониться назад, и зубы снова сомкнулись на истерзанной руке.
Больно, больно, больно, больно…
Тело Нолика билось, разбрызгивая кровь. Запах и кровь доводили обезумевшую собаку до бешенства.
Петрович замер в нерешительности. В каком-то остолбенении он переводил взгляд с дома на бьющийся клубок тел.
Там, возле дома, человек, убивший – лесник сразу понял это – убивший его сына. Здесь…
– Убери собаку! – через забор перепрыгнул Кирилл.
– Я!..
– Собаку!
– Не-е-ет! – голос Нолика поднялся до животного визга.
Собака впилась в его живот, мотала головой, разбрасывая в стороны ошметки и брызги.
– Помоги!