Под грязью - пустота

Холодно и обидно. Гаврилин толкнул калитку. Закрыто. Нашарил левой рукой засов. Потянул. Влажная кожа прилипла к вымороженному металлу.

Обидно. Гаврилин не торопясь оторвал пальцы от засова, оставляя кусочки кожи. Больно. Холодно.

Холодно и больно.

Гаврилин толкнул калитку. Она легко открылась.

Машина. Действительно, всего в нескольких метрах. Гаврилин снова посмотрел на лежащего под самыми ногами Нолика. Ему вдруг показалось, что тот шевельнулся.

Показалось. Но Гаврилин осторожно прицелился и выстрелил в Нолику в голову. Холодно.

Покрутил пистолет в руке. Выбросить? Нет, нельзя, нужно вернуть его сержанту Милякову. Обещал…

Если его не нагнал Краб. Тогда можно никого не ждать.

А он и не ждет никого. Он сам выберется. Сам. И он сдержит свои обещания. Сдержит. И свои, и обещания музыканта. Краб. Краб.

И Григорий Николаевич.

Теперь все будет легче. Просто сесть в машину. Просто завести мотор и доехать до города.

Гаврилин обошел машину. Его качало. Ничего. Теперь только сеть в машину. Только сесть в машину…

Темнота внезапно облепила лицо, клейкой массой забила легкие. Гаврилин схватился за ручку на дверце.

Земля испуганно прыгнула из-под ног. Пальцы скользнули по металлу, не удержали тело.

Обидно, подумал Гаврилин, и все померкло вокруг него.

Пустота

Пальцы впились в ледяную стену. Он висел над пропастью. Сквозь ледяную корку просвечивалась поверхность скалы, изрезанная морщинами, будто лицо старухи.

Морщинистая серая кожа, залитая прозрачной слюдой. Скользкой, смертельно холодной слюдой.

Бесконечная вертикальная поверхность. Он посмотрел по сторонам. Поднял голову вверх. Холодная бесконечность. Вниз он посмотреть не решился. Достаточно было того, что ледяная стена терялась вверху, создавая впечатление бесконечной. Или и в самом деле была бесконечной?

Он бы просто не вынес зрелища бездонной пропасти. Он и так еле держится там, где ничто не может удержаться.