Еще удар. Он не чувствовал ни боли, ни самого удара. Взмах, колокольный звук. Бессмысленно.
Трещины скользили все быстрее и быстрее.
Он ударил изо всех сил. Брызнули осколки льда. Он вскрикнул, потому что это были не осколки покрывшей скалу корки, а его пальцы. Его пальцы разлетелись на сотни кусочков, а он не почувствовал боли.
Скорость нарастала. Он закричал.
– Ты чего орешь? – спросил женский голос.
– Падаю, – он повернул голову на голос и закричал снова.
Это она, первый человек, которого он убил. Та, которую он оставил лежать на полу ресторана в новогоднюю ночь, та, которая пыталась его убить.
– Падаешь! – насмешливо сказал кто-то справа, – Он падает! Ты понял, он у нас падает! Какая трагедия! Падает сам Александр Гаврилин!
Гаврилин… Это его фамилия. Точно, его.
Гаврилин повернул голову.
– Клин?
– Узнал, – Клин покачал головой, на измазанном кровью лице появилась улыбка, – только недавно виделись.
К щеке прилипли крошки. На широко раскрытых глазах лежала пыль.
– Не нужно кричать. Мы ведь не кричим.
– Мы не кричали даже тогда, когда ты нас убивал, – Гаврилин узнал этот голос не оглядываясь. Музыкант.
– Мы даже не обиделись, – сказал музыкант.
– Точно, не обиделись, – подтвердил еще один голос, – верно, батя?
– За что ж на сержанта обижаться? Убил и убил – дело житейское. Нам теперь проще, а ему еще жить. Как думаешь, Кирилл?
– Обидно только, к детям так и не смог заехать. А так – все нормально. Честно!
Гаврилин зажмурился. Еще раз ударил рукой по льду.