Фраера

Во-первых, были твёрдо уверены, что сообщник бармен ещё жив и боеспособен.

Во-вторых, не сомневались, что мой друг Хаммер до сих пор лежит связанный по рукам и ногам в запертой на ключ каюте капитана.

Ну а в-третьих, даже помыслить не могли, что в эту самую секунду к захваченной преступниками яхте уже мчится на вертолётах российская милиция, причём ясное дело – самое крутое её подразделение!

«Синьор Джузеппе» и злобная длинноногая тварь по прозвищу Барби остались вдвоём против двух вооружённых питерских парней, готовых на все ради спасения своих и ещё одной жизни.

Я уж не говорю про саму Марию, вряд ли испугавшуюся бы в случае непрошеного вторжения в каюту нажать на курок имеющегося у неё «игла»! Я хорошо запомнил, каким было выражение её лица в тот момент, когда покидал наши апартаменты через иллюминатор…

Внизу раздался сухой треск автоматной очереди, слившийся с душераздирающим женским криком, а потом я услышал хорошо знакомый свист.

Не мешкая, перемахнул через фальшборт, спрыгнув с высоты трех метров на нижнюю палубу, и, торопливо оглядевшись, бросился к правому борту, на который выходила ведущая к кормовым пассажирским каютам дверь.

Павлов стоял у переборки, держа наперевес автомат, из ствола которого вились тонкой струйкой пороховые газы. А рядом с распахнутой дверью в каютный отсек с простреленными ногами лежала, выронив пистолет и согнувшись пополам, истекающая кровью Барби.

«Итальянца» на обозримом горизонте с правой части яхты, от юта до носа, не наблюдалось.

Хаммер, держась возле переборки, прицелился и ещё раз потянул спусковой крючок «узи». Попавшие в лежащий на палубе «люгер» пули изуродовали его, сделав непригодным для стрельбы.

– Падло! Урод! Не-на-ви-жу-у-у-у! – справившись с болевым шоком, принялась, стуча кулаками по палубе, на вполне приличном русском истошно орать блондинка. Она то и дело переводила испепеляющий безумный взгляд с нас двоих на свои ещё недавно роскошные, загорелые, а сейчас перебитые пулями и непослушные ножки в мягких белых теннисных тапочках.

Я достал из нагрудного кармана гавайской рубашки рацию, включил связь и жёстко сказал, тоже переходя на русский язык:

– Знаешь, толстяк, я передумал! Теперь у меня другое предложение. Ты сейчас же выходишь с поднятыми руками на ют. В этом случае я обещаю, что мы не станем тебя мочить, как только что великодушно оставили в живых твою подружку…

– Хотя твоя лярва вполне заслужила это! – процедил сквозь зубы Хаммер и тут же сделал то, за что любого военного моряка неизбежно ждала бы взбучка со стороны товарищей, – он сплюнул прямо на палубу. У Военно-Морского Флота, как известно, свои суровые законы, но сейчас выдался особый случай.

– Кстати, могу тебя обрадовать! – продолжал я, не теряя при этом ни на секунду контроль за окружающей территорией. – Вот уже добрых десять минут твой приятель Жак лежит на полу в моей каюте с простреленным черепом. А второй сюрприз такой – с минуты на минуту здесь будут вертолёты российского спецназа. Так что, сам понимаешь, твой единственный шанс сохранить жизнь – это стать на время беленьким и пушистеньким. Может, потом найдутся смягчающие вину обстоятельства. А пока мы решили закончить все дела с твоей силиконовой куколкой. Если, конечно, ты не поднимешься наверх с поднятыми руками. У тебя на размышление всего десять секунд. Раз, два, три…

– Боря, милый, черт тебя подери, неужели ты не видишь, что нам уже все равно конец! – закатывалась в истерике Барби, сотрясая яхту истошными воплями.

Если и оставались внизу, в каютах-люкс, туристы, которых ещё не разбудили звуки выстрелов, сейчас они наверняка подпрыгнули на своих постелях, покрывшись холодным потом.

– Не подставляй хотя бы Андрея! – кричала что есть силы блондинка. – Взрывай эту проклятую яхту, и будь они все прокляты! Я люблю тебя, милый! До встречи в другом мире! – И она перекрестилась на католический манер.

Глава тридцать шестая

Ультиматум