Ассасин

— Значит, вы ей тогда не поверили?

Правый уголок рта Кириллова слегка дрогнул.

— Я могу поверить в какую-то высшую силу, но в какого-то там духа, который нас может уничтожить, поверить трудновато. А потом, как он нас может уничтожить? Он находится где-то там, — поднял Кириллов глаза кверху, — а мы здесь… И нас ровным счетом ничего с ним не связывает.

Дверь распахнулась, и из офиса вышел высокий брюнет.

— Володя, что-нибудь случилось? — выкрикнул он, приближаясь.

Повернувшись, Кириллов успокоил его:

— Все в порядке! Это мой знакомый.

Удовлетворенно кивнув, брюнет повернул к двери.

— Беспокоятся, — улыбнулся Анисимов.

— Неудивительно. У нас здесь строго. Разные люди шастают… Ну так вот, а потом я не думал, что с нами может произойти что-то скверное.

— А вы помните тот день?

— Конечно. Рядовой полет, каких за свою летную службу я проделал не одну сотню. Ничего не было такого, что могло бы предвещать трагедию. Настроение у нас было прекрасное. Небо ясное, погода хорошая. Мы должны были забрать роженицу из дальнего поселка. Лететь предстояло минут тридцать. И вот когда мы уже подлетали, то с машиной стали происходить какие-то странные вещи. Неожиданно чихнул двигатель, мы тут же потеряли высоту. Но командир был опытным пилотом, сумел выровнять вертолет, и мы опять набрали высоту. Но потом случилось нечто еще более непонятное: командир сказал, что видит какого-то человека, одетого в белый халат. Хотя рассмотреть человека с высоты в один километр проблематично. Двигатель опять вдруг зачихал, вертолет стал как-то дергаться, как бывает с машиной, когда засоряется карбюратор, и мы стали быстро снижаться. Командир пытался выровнять вертолет и что-то кричал мне, а я его совсем не понимал. Он на меня смотрит, глаза вот так вытаращил и опять несет какую-то тарабарщину. Тогда я грешным делом подумал, что у меня у самого крыша съехала. А вертолет падает и падает. Честно говоря, я думал, что это последние мгновенья в моей жизни. Удар! И очнулся я только в госпитале. Вертолет разбился вдребезги, и если бы не мастерство первого, то наша с вами встреча не состоялась бы… Потом вокруг этого много всего нагородили. Честно говоря, я даже не знаю, чему следует верить, а чему нет. Когда стали расшифровывать черные ящики, то оказалось, что командир говорил на каком-то непонятном языке. Пленка попала к журналистам, среди них оказался человек, который немного разбирается в этом, и он предположил, что скорее всего на этом языке говорила давно уже вымершая народность. Впоследствии его слова подтвердились. Только вот что я не мог взять в толк: каким это образом командир вдруг заговорил на древнем языке?

— А что он говорил?

Пожав плечами, Кириллов нехотя ответил:

— Говорил, что он третий, а я следующий… Вот только к чему все это? Знаете, я часто вспоминаю его глаза перед падением. Смерти он никогда не боялся. Прежде чем попасть в МЧС, ему пришлось немало повоевать. — Он неожиданно умолк. — Но вот перед самым падением у него глаза были просто расширены от ужаса, будто бы он увидел нечто ужасное.

— А вам самому с тех пор ничего не кажется?

Помолчав минуту, Кириллов ответил:

— Возможно, другому я и не сказал бы, но вам скажу так, как есть. Бывает, что мерещится какая-то дьявольщина, и я никак не могу от нее отделаться.

— А что вы видите?

— Какой-то неясный образ. Человек вроде. Вот лежит он, скрючившись, на меня смотрит и как будто бы просит помощи, а что делать — я не знаю.