Чертик скукожился и затаился. Теперь черед Анисимова.
— А кому же еще? В обществе принято извиняться за такие дела.
— Я не понял, ты что, нарываешься, что ли? — небольшой шажок вперед, позволявший судить о серьезных намерениях. Оно и к лучшему, не нужно будет мучиться, раскаиваться, они ведь первыми начали.
— А может, это ты нарываешься?
Чертик зааплодировал. Некстати подумалось о том, что встречу с Ангелиной, возможно, придется перенести. Да и вообще состоится ли она, если события будут развиваться столь стремительно?
На лицах отморозков заиграли самодовольные ухмылки. Предстоящая жизнь виделась им только в радужных красках. Любой конфликт ими воспринимался как маленькое занятное приключение, о котором впоследствии можно будет рассказать приятелям за бутылкой пива. Всего-то очередной мужичок, которому следовало надавать по рогам.
— Давай пройдем за угол, вот там и поговорим, — предложил скуластый, сунув руку в карман.
Самое скверное, что такие шпанята не ходят с пустыми карманами, а ножи носят не для пустой бравады. И бьют исподтишка, в тот самый момент, когда ты этого не ожидаешь. Анисимов понимал, что в запасе у него ровно десять секунд — семь, чтобы пройти до ближайшего угла, и еще три, чтобы осмотреться и нанести удар.
Развернувшись, Анисимов уверенно свернул в переулок. Даже затылком он чувствовал колючие взгляды троицы. Когда до угла оставался всего шаг, Анисимов неожиданно развернулся и быстро шагнул им навстречу. Отметил слегка растерянные глаза скуластого и, воспользовавшись его замешательством, ударил в узкую переносицу. Брызнувшая кровь залила белый джемпер. Этот уже не боец. Схватившись за лицо, широкоскулый тоскливо взвыл. Урок получен. Линия нападения сломана — присев, противник сплевывал на асфальт сгустки крови.
Может, они желают продолжения?
Оцепенев, парни смотрели на Анисимова. Следовало бы продолжить преподавать им уроки вежливости, но особого настроения не было. Так что парням повезло и недостающего ума дальше им предстояло набираться самостоятельно. По их растерянным глазам Анисимов видел, что им хочется немедленно уйти, но ноги невольно приросли к асфальту, не позволяя сделать и шагу. Теперь они осознали, что перед ними настоящий хищник, перед которым они всего лишь жалкие мальки. Этот не станет размениваться на ненужные политесы, и если ему заблагорассудится, так проглотит целиком каждого из них, не пережевывая. Такие люди живут по законам матерых хищников: догнал — и тотчас рви, не мешкая. Никакой пощады, иначе жертвой можешь оказаться ты сам.
Негоже прерывать наставления на полуслове. Анисимов сунул руку в карман. Холодная рукоять ножа подействовала на него как сильнейший транквилизатор. Даже обзаведясь парадным костюмом и галстуком, он не оставил подростковую привычку носить в кармане нож. Вытащив его из кармана, он твердой рукой приставил его к горлу скуластого и потребовал:
— Прощения проси, сучонок!
— Прости, — сплевывая кровь, пробормотал тот.
— Не так, с чувством проси, — потребовал Анисимов. — Повторяй за мной: «Дяденька, прости салагу!»
На горле широкоскулого пульсировала жилка, отсчитывая мгновения его жизни. Ковырнуть кончиком ножа и пойти своей дорогой, пусть расхлебывает по полной за собственную дурость!
— Дяденька, прости салагу!
— Я не расслышал, — прошипел Анисимов, утопив кончик ножа в коже. — Чувства добавь!
— Дяденька, прости салагу! — исступленно прохрипел напуганный парень.
Дружки стояли поодаль и угрюмо наблюдали за тем, как их недавний лидер барахтается в грязи. Теперь ему уже не отмыться.