Воровская корона

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот ты старика перебил, голос повышаешь. Так мы с тобой не договоримся, девка-то твоя у нас!

Кирьян невольно коснулся кармана, где у него лежал револьвер. На Петю Кроху он посмотрел так, как будто подыскивал на его лице точку для выстрела.

— Что ты хочешь?

— Мясницкая и Дмитровка улицы наши, как и прежде бывало.

— Хорошо, согласен, — произнес после секундного раздумья Кирьян.

— Это еще не все… Мы тут с уркачами покумекали и вот к чему пришли. Неудобства ты нам причинил, Кирьян. Большие неудобства! — поднял указательный палец старик. — Раньше-то как бывало: проходишь мимо купца, а он как старому знакомому и ветчины отрежет, и колбаски хорошей даст, только, говорит, не безобразничай. Ну, мы и уважали таких, кто к нам понимание имеет. А сейчас что? Ты в лавку зашел, набедокурил, а то и пострелял, а нам уже после этого туда и не заходи.

— Короче! — потерял терпение Кирьян.

— Штраф с тебя, Кирьянушка. Пять миллионов рубликов. — И, улыбнувшись, Кроха добавил: — Для такого оборотистого жигана, как ты, это сущие копейки. Зайдешь в какой-нибудь кабак, приставишь богатой дамочке пистоль к голове, вот она и разденется до исподнего. Я тебя не осуждаю, просто мы по старинке привыкли работать, с фомичом и кастетом. Это такая надежная техника, ни разу не подводила. Осилишь должок-то? — пытливо посмотрел уркач на жигана.

Каждый понимал, что дело не только в деньгах, хотя они тоже важны. Все обстояло значительно сложнее: вместе с отданными деньгами человек расстается и с частью своего авторитета, а следовательно, становится слабее. Каждый из них думал именно об этом. Недоговоренность переросла в затянувшееся молчание.

Уркаган не торопил, он давал возможность жигану взвесить все шансы за и против. Достал из кармана кисет, расшитый золотой нитью, насыпал на бумагу табачку и, свернув ее, склеил слюной. Движения пальцев быстрые, очень проворные, как у настоящего карманника. Кирьян на минуту был заворожен их ловкостью.

Очнувшись, Кирьян спросил:

— А если я не соглашусь?

Петя Кроха не выглядел обескураженным. Его трудно было чем-либо удивить. Пыхнув в потолок ядреным табачком, уркач беспечно ответил:

— Что я тебе могу сказать, Кирьян? Ты человек свободный и не раз доказывал это. Так что неволить я тебя не хочу. Но девке твоей, при таком раскладе, не жить. Извини… Просто жизнь такая хреновая штука. Будь моя воля, так я бы твою бабу на все четыре стороны отпустил.

— Хорошо, я согласен, — процедил Кирьян не без усилия.

— И это еще не все, — предупредил уркач. — Я тут слышал, что жиганы на меня свои ножи точат.

— А разве для тебя это секрет? — помрачнел Кирьян. — Чего ты от меня-то хочешь? Говорил бы с теми, кто тебя приговорил.

Посмотрев в лицо Кирьяна, урка произнес безо всяких интонаций:

— Не надо мне двигать фуфло, Кирьян… Ты меня и приговорил! Хочу тебе сказать вот что… Блатной ты с пониманием, мотать душу я тебе не стану. Ты отцепись от меня и своим скажи, чтоб меня забыли. Без этого наши базлы силы не имеют.

— Мне надо покумекать, — отвечал Кирьян и, похлопав себя по карманам, вытащил папиросы.