— Там нам один тип странный попался… Бродяга. Говорит, что-то важное хочет сказать.
Кравчук посмотрел на часы.
— Не обмолвился, о чем хочет сказать?
— Говорит, о банде Кирьяна.
Это уже серьезно.
— Вот как? Ладно, давай забирай его из распределителя и веди сюда, но только галопом! У меня времени нет!
— А он уже здесь, — невозмутимо сообщил Савелий и, выглянув в коридор, громко произнес: — Прохор, заводи!
В комнату в сопровождении красноармейца вошел долговязый детина с мрачным взглядом. Ветхая одежда и слой грязи на лице свидетельствовали о том, что он принадлежит к многочисленному сословию «не помнящих родства». Но шапку он ломать не стал, вытянулся и достойно сказал:
— По делу я к тебе, господин начальник.
Федор Кравчук невольно усмехнулся:
— А сюда без дела никого не приводят. Что сказать хотел?
— Прежде я на царский сыск работал, — сообщил бродяга не без гордости. — Особо много не платили, но четвертную на выпивку всегда имел! А то, бывало, и на праздники пятерочку подкидывали. Ценило меня начальство. А теперь как-то разладилось все, — взгрустнулось детине.
— И за какие же такие заслуги тебя премировали? — Разговор получался интересный.
— Об уркаче Вальке Обухе слыхал? — спросил бродяга.
— Кто же о таком душегубе не слышал, сударь мой разлюбезный. В Подмосковье он целыми улицами вырезал!
— Верно, — согласился бродяга, — тридцать шесть загубленных душ на его совести, — и размашисто перекрестился. — Не будь меня, так его по сей день искали бы.
— Как же ты его вычислил?
— А-а, — довольно протянул тот, — здесь особая история. Он как-то на Хитровку заявился к мадам Трегубовой. Тогда она еще воровской мамой не была. Так… барышня на час. Вот Валька Обух и сболтнул ей о своих геройствах, а она мне по старой дружбе. А я, не будь дурак, в сыск донес. Помню, начальник мне сто рублей дал и часы серебряные, — важно протянул бродяга.
— Много, — согласился Федор. — И куда же ты часы-то дел? — с интересом спросил он. Не приходилось ему встречать бродяг с часами.
— Пропил! — безнадежно рубанул тот рукой. — Целую неделю кутил, — в голосе звучали горделивые нотки. — Даже на общак малость кинул. Авось и меня когда-нибудь не позабудут.