Медвежатник

— Ваше высокоблагородие, так ведь не женат я еще. А там кто знает, может быть, и судьба по-иному повернется.

— Что же ты предлагаешь, братец? — сдержанно произнес Аристов, закинув ногу на ногу. Он любил комфорт так же страстно, как и красивых женщин, а поэтому даже конспиративную квартиру обставил с таким шиком, как будто принимал в ней не хитрованца, желавшего устроить свою личную судьбу за счет казенных денег, а дам из высшего общества, надумавших скоротать единственный вечерок вдали от строгих глаз мужа с приятным и милым собеседником. Впрочем, при необходимости господин Аристов мог переоборудовать квартиру во вполне привлекательную спальную комнату. — Чтобы я, кроме причитающихся тебе денег, ввел еще одну дополнительную графу на расходы? И как же мне ее назвать, сударь? На утехи для моего агента? Так, что ли?

— Вам виднее, ваше сиятельство, — очень честно посмотрел в глаза Аристову платный агент.

— А ты наглец! — Фраза прозвучала, скорее всего, как похвала. — Ладно, подумаем. А теперь расскажи мне о Парамоне.

Алексей Ксенофонтович уже успел пропитаться значимостью своего ремесла и даже считал, что московская уголовная полиция без его усердия не сумела бы выловить даже и половину преступников. При этом он совсем не подозревал, что в ведомстве, которому он служит, платных агентов называют подметками.

Сиваков важно надулся, напоминая мыльный пузырь. Создавалось впечатление, что достаточно до него дотронуться, как он разлетится на тысячи ядовитых и спесивых брызг.

— Парамон присмирел. Дальше Хитрова рынка нос не кажет. И краля его, Душечка Дуня, тоже все взаперти сидит. Они у нас что молодые, хе-хе, — заулыбался ехидно Алексей Ксенофонтович, — с постели не поднимаются.

— Кто в гости к нему захаживает, знаешь?

В комнате было душно. Аристов достал из кармана брюк платок и промокнул им лоб, оставив на белоснежной поверхности капли влаги. Подумав, тщательно высморкался. Июль генерал не выносил, оставалось только гадать, каким это образом он умудрился простудиться в самую жару.

— А все одни и те же! Храпы в секу режутся. Не далее чем позавчера крупная игра у Парамона случилась, — задушевно делился новостями Сиваков-Смердячий. — Трое храпов так проигрались, что исподнее с себя снять пришлось. А один и вовсе далеко зашел, поставил на кон чужую жизнь.

— И что же?

— Проигрался, — махнул рукой Алексей Ксенофонтович.

— И как потом?

— А чего как? — искренне удивился агент. — Пошел и зарезал. Прямо у Хитрова рынка мужичонка один с собачкой прогуливался, так он ему перышко под ребро сунул. Тот даже и крякнуть не успел.

Аристов призадумался. Действительно, сегодня утром пристав доложил ему о том, что близ Хитрова рынка произошло смертоубийство. Личность погибшего установить не удалось, и произошедший случай с легкостью списали на обычный грабеж.

— Кто пришил, знаешь? — постучал кончиками пальцев по столу Аристов.

— Как тут не знать, если об этом вся Хитровка только и говорит? — удивился Смердячий. — Заноза его пришил. Он потом по невинноубиенному еще свечу восковую поставил. Целых три рубля выложил!

— Деньги большие, — согласно качнул головой Григорий Васильевич.

— Только если вы его сцапать хотите, так у вас ничего не получится, уж больно он сметлив и опасность за версту чует. Городовой только хочет в его сторону взглянуть, а того уже след простыл.

— По этому поводу ты не беспокойся, Алексей Ксенофонтович, — подчеркнуто вежливо произнес Аристов. — Я еще найду время, чтобы потолковать с ним. Только ты мне вот что скажи, не наведывается ли к нему еще кто-нибудь?