Медвежатник

— Хватит, — вяло отмахнулся генерал, — не до тебя. — Он уверенно прошел в помещение, увлекая за собой Савелия, и проговорил: — Сюрприз у меня для вас. Я уверен, что он вам понравится.

Вдоль стен, выстроившись в ряд, стояли четверо полицейских. Вытаращив от страха глаза, они разглядывали генерала так, как будто у него на голове росли рога.

— Всем выйти! — распорядился генерал.

Полицейские, топоча сапогами, поспешили вон.

Савелий неопределенно пожал плечами: мол, что такое учудит генерал дальше. Генерал достал из кармана распечатанный гербовый конверт и положил его перед собой.

— Вот он — сюрприз! — Генерал ткнул в конверт пальцем.

— Я не понимаю вас, — сдержанно проговорил Савелий.

— В этом конверте приказ о моем увольнении со службы… Не удивляйтесь: дело обстоит именно таким образом. Господин Ракитов все-таки сдержал свое слово. Но это будет только завтра, а сегодня я еще заведую московским сыском. Вот так-то, батенька.

— Интересное дело, — согласился Родионов, — но какое отношение это может иметь ко мне?

— Вы еще не понимаете? — удивился генерал. — А все дело в том, что вы главный виновник моего увольнения, всех моих последних неудач. Видите ли, Савелий Николаевич, я никак не мог уличить вас, хотя обо всем и догадывался. — Генерал Аристов помолчал и бросил на Савелия короткий пристальный взгляд. — Все-таки странная наша страна, Савелий Николаевич. Вот, говорят, что Русь-матушка велика и обильна, богата талантами. Я долго за вами наблюдал, Савелий Николаевич. Вы, безусловно, талантливый человек, умный, образованный, эрудированный, но отчего же ваши таланты используются не на общественное благо, отчего вы не желаете служить Отечеству? Отчего покорились своим страстям?

Родионов был удивлен не на шутку — вот уж чего он никак не ожидал услышать от начальника московской уголовной полиции, так это моралистической беседы. Он неопределенно мотнул головой.

— А вы, генерал, все ли свои таланты обращаете на пользу Отечеству? Я тоже за вами наблюдал все это время. — Савелий усмехнулся. — Вы ведь тоже во власти своих страстей. Карты, женщины… Разве эти страсти не отвлекают вас от служебных обязанностей?

Генерал улыбнулся и кивнул:

— Вот-вот, Савелий Николаевич, я об том и толкую. Что я ничем не лучше вас. Так почему же я должен решать вашу судьбу? Какое я на это имею право, коли сам не без грешка? Но хочу вас предупредить: меня-то из полиции уволили, но на смену мне придет новый человек. Уж он-то наверняка возьмется за дело со рвением. И с вами миндальничать не станет. Так что мой вам совет: езжайте с богом в Европу — да переждите там годков пять, пока тут все не утрясется и не порастет бурьяном забвения. А там, глядишь, может, судьба вам что-то новенькое предложит.

Савелий с сомнением поглядел на Аристова.

— И все же, генерал, объясните — ей-богу, не возьму в толк, — отчего вы мне свободу даруете?

Аристов нахмурился.

— Ежели по чести сказать, то… Я вас уважаю, Савелий Николаевич. Уважаю вас за то, что вы такой… как бы это выразиться… очень русский человек. Удаль в вас, азарт бесшабашный, опять же, как я уже сказал, талант недюжинный. И на власти вам наплевать, точно вы соревнуетесь: кто кого осилит. Конечно, все это не дело — то, чем вы промышляете, но все равно, думаю, таким, как вы, надо долго жить — авось что-то дельное из вас и получится. Бог даст, вы еще для России послужите — на свободе-то. Ну, в самом деле, не все же вам сейфы ломать… Может, придет время, одумаетесь, возьметесь за другое, богополезное ремесло. Вот и весь мой сказ. Потому я вас и отпускаю на все четыре стороны. — Генерал выглядел усталым. — Я говорю совершенно серьезно. Вы свободны! Но эту свободу я предоставляю вам в течение ближайших двадцати четырех часов. — Генерал посмотрел на часы и добавил: — Вы уже опаздываете на поезд, но у вас достаточно времени, чтобы поступить благоразумно. Желаю успеха! — Аристов протянул руку.

В этот раз пожатие генерала оказалось крепче.

— Желаю вам удачи, Григорий Васильевич, — отозвался Савелий, все еще не решаясь поверить в столь счастливое освобождение. — Можно задать вам один вопрос?