— Что видишь?
— Все в порядке, — высунулся Хруль. — В комнате четыре больших сейфа. Как говорится, ни одной живой души.
— Отлично, — отозвался Савелий, взобравшись на стремянку. — Теперь без спешки давай мне сюда инструменты. Смотри, ничего не забудь, возвращаться всегда плохая примета.
— Это я усвоил, Савелий Николаевич, — белозубо заулыбался Антон Пешня, поднимая со стола саквояж с инструментами.
— Не забудь про порох. Вон в той коробке.
Пешня обиделся:
— Я бы и не забыл, Савелий Николаевич, разве возможно такое.
Когда все необходимое было переправлено наверх, Савелий скомандовал:
— А теперь за мной, господа, — и уверенно нырнул в проем.
Оказавшись в хранилище, Родионов присел на единственный стул и в задумчивости стал разглядывать сейфы. В этот момент он напоминал художника, созерцающего белый холст, перед тем как нанести на его девственную поверхность решительный и сильный мазок.
Савелий преобразился.
Вид запертых сейфов действовал на него так же, как на мастера-живописца вид обнаженной натурщицы.
Три сейфа выглядели близнецами: в метр шириной и высотой в человеческий рост. Зато четвертый смотрелся настоящим великаном. Металлическая поверхность была оклеена красным деревом, а дверь неширокая и напоминала калитку в заводских воротах.
Теперь самое главное — не ошибиться в выборе. Совсем не исключено, что огромный сейф выставлен для отвода глаз и самое ценное, что в нем содержится, так это старенькое колечко дремучей вдовушки.
Савелия никто не торопил. Пешня и Хруль взирали на него с обожанием. Так восхищенно безусые подмастерья смотрят на задумавшегося мудрого учителя, осознавая, что являются свидетелями гениального просветления.
Наконец Савелий поднялся. Он подошел к большому сейфу и, просунув металлические клинышки в зазор между дверцей и стенкой, приказал:
— Стучи здесь, да поаккуратнее, а то все пальцы мне разворотишь.
— Будет сделано, Савелий Николаевич, — охотно отозвался Хруль и методично принялся стучать по металлическому клину.
Через несколько минут его сменил Пешня. Удары выходили глухие и сильные, сейф грозно ухал, явно не одобряя подобного насилия над собой. Наконец дверца отошла на несколько миллиметров, Савелий вставил клин поболее и приказал вновь:
— Давай, Хруль, стучи!