Прослышав о моей отваге и живучести, командование сделало меня самым молодым командиром диверсионной группы в истории США. В моей группе все были братьями. Двенадцать человек, мы справлялись с целой дивизией вьетнамцев. Я знал, что никто из парней не сбежит, а они верили мне, как самим себе. Представляешь, что это значит для мальчишки, которого всю жизнь били и дразнили полукровкой?
Я заговорил быстрее, обращаясь к самому себе:
— Если чистишь «толчок», то рано или поздно испачкаешься в дерьме. От человека здесь мало зависит, это дело времени. Вот один из твоих ребят подорвался на противопехотной мине. Тело искорежено, ему не выжить, а ты берешь его за руку и пытаешься успокоить: «Держись, все будет в порядке!» Он кричит, умоляя прикончить, бьется в агонии и умирает, а ты разворачиваешься и уходишь.
Мы и сами ставили мины-ловушки: око за око, зуб за зуб, но что такое двенадцать человек против целой армии? Я терял людей, ставших мне братьями, и со дна души потихоньку поднималась отравляющая кровь ярость. Однажды я попал в деревню, где мог вершить правосудие: убивать и даровать жизнь по своему усмотрению. Это была зона открытого огня, где разрешалось стрелять по всему, что движется. По данным разведки, в деревне свили гнездо вьетконговцы, именно отсюда поставлялось оружие в южные районы джунглей. Вьетнамцы смотрят на тебя с ненавистью, и какой-нибудь шпингалет кричит: «Ты, янки, ублюдок вонючий!» И это после того, что сообщила разведка!.. А двумя часами раньше на мине подорвался еще один из твоих парней. Волей-неволей захочешь отомстить!
Я перевел дыхание.
— Если начнет тошнить, скажи.
Мидори молчала.
— Деревня называлась Ку-Лай. Всех жителей, человек пятьдесят — шестьдесят, включая стариков и детей, мы согнали в одно место. На их глазах спалили дома и перебили скот. Выплескивали гнев, очищали душу... Но она не очищалась!
Что делать с людьми? Я послал командованию радиограмму. Вообще-то радио пользоваться запрещалось: противник может запеленговать и обнаружить отряд. Однако что мне делать с людьми? Мы только что сожгли их деревню!
Ответ был предельно кратким: «Уничтожить!» Именно так нам приказывали: не убить, а уничтожить.
Устроить бойню? Но приказ есть приказ! И я как дурак переспрашиваю: «Кого уничтожить?» — «Всех». — «Но тут женщины и дети...» — «Всех уничтожить», — отвечает безымянный собеседник. «Могу я узнать ваше имя и звание?» — спрашиваю я, потому что понимаю, что не смогу поднять руку на ребенка неизвестно по чьему приказу. «Сынок, да ты в штаны наложишь от страха, если узнаешь мое звание. Ты в зоне свободного огня, так что делай, как приказано».
Я сказал, что не стану выполнять приказ, не проверив полномочий. Вскоре на связь вышли еще двое, представившиеся непосредственными командирами того парня. Один из них сказал: «Приказ отдан с ведома главнокомандующего вооруженными силами США. Выполняйте или попадете под трибунал».
Я передал приказ ребятам. Большинство из них отреагировали так же, как и я: удивились, но ослушаться не посмели. Запротестовали лишь некоторые: «Поднять руку на стариков и детей? Не может быть, не верю!»
У меня был друг, Джимми Кахоун, по прозвищу Клёвый Чокнутый. Сначала он слушал молча, а потом как рявкнет: «Вы, бабы! Слабаки несчастные! Уничтожить — значит уничтожить!» Потом повернулся к вьетнамцам и заорал: «Всем лечь на землю, быстро!» Сперва мы не поняли, что он собирается сделать, а Джимми не долго думая прицелился и — бам-бам-бам! — стал отстреливать одного вьетнамца за другим. Как ни странно, бежать никто даже не пробовал. Тут один из тех, кому не понравился приказ, не выдержал: «Что ты наделал, урод?!» В следующую секунду Кахоун застрелил того парня и всех, кто его поддерживал. И так хладнокровно, будто бил по мишеням в тире.
Я смотрел прямо перед собой и рассказывал, словно речь шла вовсе не обо мне.
— Если бы я мог повернуть время вспять, то наверняка постарался бы остановить бойню. Как мне жить с таким прошлым? Двадцать пять лет я прятался от своих воспоминаний. Но от себя никуда не уйти...
Повисла долгая пауза. Бедная девушка, представляю, что она сейчас думает! «Я переспала с монстром!»
— Зря ты мне об этом рассказал, — проговорила Мидори, подтвердив мои наихудшие подозрения.
— Может, лучше знать, с кем ты связалась? — пожал плечами я.
— Да я не о том! — покачала головой девушка. — Мне слушать было страшно, а ты все это пережил! Никогда не думала, что в войне может быть столько... личного.
ebooksa