– Объясни, что это значит. – Сангалло начал терять терпение.
– Она несколько раз раздевалась и делала вид, что занималась йогой.
– Ты что, йог, чтобы сделать такое заключение? – сощурился полковник. – Или эксперт в этой области?
– Я знаю пару асан.
– Что еще? Пару методов управления психикой и физиологией человека? По всему выходит, что все эти асаны и методы раненой женщины предназначались тебе. Час назад я заметил твоему напарнику, который не смог ответить, что делает арестованная: «Врежь «глазок». Выходит, ты приоткрывал дверь, подсматривал. А твоя подопечная, изнемогая в позе лотоса, была уверена, что ты достиг кульминации и превратился в писающего мальчика.
– Вы не правы, доктор.
– Обиду и прочие чувства запихни себе в задницу.
Сангалло вложил в пакет сотовый телефон – без батарейки, симки, даже без задней крышки – и бросил на край кровати.
– Отнеси арестованной. И если ты задашь вопрос мне, арестованной, случайному прохожему, блохам, которых ты тактично оставил за дверью, можешь считать себя уволенным. Выполняй приказ. Одну секунду. Ты войдешь к ней в камеру по моему сигналу. Держи рацию наготове. Если арестованная потребует что-то необычное, что хоть немного насторожит тебя, например, бульдозер для сноса зданий, немедленно свяжись со мной. Это все.
Сангалло не мог найти причину своей несдержанности. Но причина была рядом. Он вдруг пожалел о том, что не смог задержать Наймушина и Скобликова. Мог рассчитывать на успех, поскольку считал, что имеет опыт. Хорошо бы продолжить список, в котором уже значилось имя Вадима Левицкого.
Пальмиро поднялся на второй этаж, открыл окно в одной из гостевых комнат, выходящее на северное крыло. Вооружившись биноклем, он сразу увидел решетку на подвальном окне. Его удивила толщина прутков, из которых она была сварена. И Сангалло поначалу обеспокоился: сумеет ли он разглядеть хоть что-то сквозь решетку.
Хоть что-то. Он надеялся на эту малость.
Напрасные опасения, подумал он. Семикратное увеличение создало эффект, при котором выросшие в размерах прутья решетки визуально съели пространство между ними.
Пальмиро отчетливо разглядел часть пола, дверь целиком, даже край матраса. Хорошая видимость, но ракурс не позволял разглядеть девушку.
Полковник пожалел о том, что, имея возможность воспользоваться аппаратурой прослушивания и видеозаписи, не подготовил этого мероприятия. Сейчас мысленно оправдывался перед собой: Тамира поторопила его.
Ее игра понравилась Сангалло. Он мог назвать ее профессиональной, если бы сам не заведовал воображаемой кафедрой. Он видел в выпускнице профессиональные качества, видел огрехи и точно знал: она быстро адаптируется и впредь не допустит ни одной ошибки.
Она торопится. Она требует те вещи, которые другой узник променял бы на что-то более полезное. Она держит дриблинг и невольно проговаривается «хором»: «Я сама решаю свои проблемы». Это как памятка. Тебе кажется, что в твоей реплике нет ничего подозрительного, однако профессионала она настораживает.
Есть и другая причина. Тамира две недели наблюдала за майором Гардианом. Его по-военному хитрый склад ума повлиял на его поведение, на решение проблемы, которую его призвали разрешить. По сути дела, в его лице разведгруппа русских увидела все итальянские спецслужбы.
На этом фоне Сангалло выглядел безупречно. Он перебирал в уме годы работы на налоговую службу, где он распутывал сложные дела и выводил преступников на чистую воду. Не остались без внимания последние годы, когда следственная работа превратилась в оперативную. Ему часто снился сон, в котором он одет в английский костюм, но поверх штанин натянуты полосатые футбольные гетры. Он крадется в высокой траве, выслеживая добычу. На подходе к лесу буквально из-под ног взлетает кулик. Сангалло стреляет навскидку, и птица, сложив крылья, падает на землю. Он подходит и тихим свистом призывает собаку отпустить мертвое животное.
Сангалло едва не проспал антре – выход одного из главных исполнителей. Охранник подошел к матрасу и бросил на него пакет. Немного постоял и вышел из камеры. Тотчас вышел на связь. Связь оказалась не на высшем уровне. Откуда помехи, не мог понять Сангалло, опуская бинокль. И, не забыв своей несдержанности по отношению к неповоротливому стражу, сказал в эфир: