Выбрав из штифтов медный, она воткнула его в один край лимона, а серебристый, но на самом деле цинковый, вошел в другой край. Распустив тонкие цепочки на другой паре сережек, которые она частенько носила в сосках, получила два проводка. Одной парой концов соединила их с контактами для питания в «Сименсе», другой с креплениями на лимоне. Его кислота, «потревоженная» медным и цинковым штифтами, положительным и отрицательным электродами, превратилась в батарею и уже давала напряжение, необходимое для очень короткой работы мобильника.
Боясь пошевелиться, Дикарка наклонилась над прибором. Прижимая конструкцию коленями, которые вдруг задрожали, и пальцами здоровой руки, нажала на красную кнопку. И торопила «немца»: «Давай, быстрее! Зарядка кончится». Наконец экран вспыхнул желтоватым светом, появилось приветствие («К черту приветствие!») и предложение включить. Ответила «да». И подняла глаза к серому потолку, словно сидела на горшке по делу. Потом посмотрела на лимон-батарейку. Ей показалось, что штифты, которые она также носила на сосках, набухли, впитали в себя сок лимона. Ей это показалось чуточку сексуальным. К тому же она была возбуждена – впервые так сильно, до колик в низу живота. Ей бы хватило пары «простых движений», чтобы получить удовлетворение.
Эти слова Дикарка была готова выкрикнуть. Но словно захлебнулась соком выжатого лимона. Она нажала клавишу быстрого вызова и, дрожа всем телом, ждала соединения.
Прошла секунда, другая. Ей казалось, связь в экстремальных случаях должна быть мгновенной. Кому не так срочно, могут подождать, постоять в очереди, рассудила она. За ней, которую ни с кем не перепутаешь: голой задницей на жестяном ведре, с лимоном между ног, в ожидании связи с любимым человеком. «Нет, милый, я в трусах, но это все равно, что без трусов».
Дикарка чуть было не развела ноги – когда услышала голос Михея. Он не сказал «да», «алло», «Михаил Наймушин на проводе», он выдохнул в трубку ее имя:
– Тамира… – Потом будто вобрал воздух в себя: – Дикарка?
– У меня нет времени. Я на вилле. В подвале. Северное крыло. Окно зарешечено. Старший офицер здесь – Сангалло.
– Повтори еще раз. Связь плавает.
– Я на вилле. Сангалло. Ранена. Думаю, сегодня или завтра меня переведут в госпиталь или больницу. – И выругалась: – Михей, ты глухой, мать твою, или ты на Андреа? Вы-то как? Алло? Если слышишь, передай, что этот звонок посвящается полковнику Матвееву. Где бы он сейчас ни находился.
Трубка издыхала на глазах. Она шепнула: «Япон.» – и замолчала. Но смысл «япона» дошел до Дикарки: «Я понял».
А ей пришлось с сожалением посмотреть на цитрусовую батарейку.
Она успела сорвать соединения и спрятать телефон в кармане пижамной куртки. Лимон так и остался у нее в руках. Охранник заглянул в тот момент, когда Тамира с радостной миной на лице откусила половину плода.
– От запаха помогает, – сказала она, проглотив кислятину.
Охранник со стуком закрыл дверь. Дикарка рассмеялась.
Михей удивился не звонку Дикарки. Его сразило место ее содержания, о котором он даже не подумал. Вернее, вилла не выходила из головы. Там они лажанулись, там потеряли Дикарку. Там случился провал всей операции. И там не было места Тамире.
У него была возможность проверить эту информацию у Матвеева. Но Михей сейчас знал больше, чем полковник, и не верил ни в какие агентурные, оперативные, разведывательные, диверсионные и развлекательные силы. «Рассчитывай на свои силы» – так их учили в «Инкубаторе».
Но он все же прогнал в голове короткий диалог с Матвеевым. Он заканчивается однажды услышанной фразой: «Срочно прибыть к точке эвакуации».
«Это призыв из 60-х годов, – рассуждал Михей. – Когда шпионы проносили в прямой кишке все то, что мы, люди двадцать первого века, протащили через таможню в велосипедах».
Михей не вышел из подчинения, но не мог подчиняться человеку, который бросил на произвол судьбы человека из его команды. Он не поверил бы его обещаниям. Тем более обещаниям его начальства: мол, мы вытащим Дикарку. Это посулы.