Пронизывающие все тело басы рока действовали на них на манер оглушительного успеха. Здесь же корчились две подруги, которые на вопрос: «Девочки, вы проститутки?» – охотно отвечают: «Да, мы проститутки».
Из пятерых лишь один удостоил генерала мимолетного взгляда. И только что не подмигнул ему: «Присоединяйся, папаша». Фокин сделал все наоборот. Он нашел глазами шнур питания и отрубил музыкальный центр с сабфувером.
Музыка стихла. Русский генерал объяснился в военном ключе.
– Так, жуки, личинки и бабочки, слушать меня! Если вы не расползетесь, не закопаетесь и не улетите, завтра ваша лафа кончится. Кто-то из вас вернется в пыльный кабинет, кто-то на грязную улицу, кто-то вспорхнет на панель. Даю вам пять минут. Через пять минут я хочу окунуться в лучшее из всего, что я слышал: в тишину.
Allegria – подъем и радость жизни испарились.
– Мразь! – прошипел сицилиец по имени Итало, с ненавистью глядя на дверь. Она и
Итало налил полстакана виски, выпил, проливая на белоснежную рубашку, и швырнул стакан в дверь. Едва успел увернуться от рванувших навстречу осколков. Не повезло путане. Острые осколки посекли ей лоб и щеки. Она отерла лицо и долго смотрела на окровавленную ладонь. Потом дико завизжала.
– Заткнись! – прикрикнул на нее Итало. Он вынул из кармана скомканный платок и швырнул ей в руки. Проститутка, ощутив в руке еще что-то влажное и липкое, с отвращением отбросила его. Кинувшись к сумочке, она скрылась с ней в ванной комнате. Ее подруга помедлила немного. Улыбнувшись старшему смены, она пожала плечами и сказала:
– Я так поняла, вечеринка закончилась. Мальчики, не отвезете нас в город? Где нас сняли, там и оставите. L’amore molesto,[15] – заметила южанка.
Она осмотрела каждого «мальчика», подолгу задерживая взгляд. Все они были итальянцами, но косили под морпехов на американской базе, что дислоцировалась на побережье. Ей эта игра была знакома и привычна. Она сама часто играла, исполняя прихоти клиентов. За свою короткую жизнь она сыграла сотни ролей – медсестер, школьниц – двоечниц и отличниц, учителей, астронавтов. Этим парням, видно, никогда не надоест играть одну и ту же роль; им нравилось быть американскими пехотинцами, стеречь особо важного и опасного преступника. Эта игра называлась коротко: миссия.
Девушка прошла в ванную комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
– Как ты? – спросила она у подруги.
– Хреново, – ответила та, отнимая мокрую салфетку от лица. – Раны неглубокие, но заживать будут неделю. Шрамы останутся. Семь дней без работы. Алессандро прибьет меня.
В помещение вошел водитель. Он не успел спросить, что случилось. Итало протянул руку и потребовал ключ от машины. Неожиданно переменил решение. Изобразив на лице подобие улыбки, сказал:
– Отвези подруг в город. – А дальше сказал то, над чем водитель ломал голову по пути до города и обратно: – Commandare и meglio di fottere.[16]
Итало выпил еще. Он пил и пил, не одурманивая голову, а распаляя чувства. И ненависть к русскому генералу росла с каждым глотком виски. Он никому не позволял такого отношения к себе. Такого тона не спускал даже своему отцу.
Отерев полные губы, Итало подошел к музыкальному центру и включил вилку в розетку. Выбрав диск Даррена Хейса, включил, пожалуй, самую заводную Heart Attack – «Инфаркт» в стиле рока. Медленно прибавил громкость до звука ревущих турбин лайнера.
Мартин попытался урезонить товарища:
– Прекрати, Итало!
Но тот вряд ли что-то расслышал. А выключать ревущий центр Мартин не решился. Он, качая головой, застегнул пуговицы на рубашке, надел галстук, пиджак. Он один из всей четверки выглядел так, как и подобает телохранителю: был собран. Вряд ли навеселе – выпил совсем немного вина.