Выстрела из «хеклера» не получилось. Заботливый Франц Николаевич, успевший в ночное время хорошо изучить систему немецкого пистолета, поставил его на предохранитель. Антон отчаянно нажимал на мертвый спусковой крючок, одновременно шаря пальцем по корпусу пистолета в поисках треклятого предохранителя. Тот был не на привычном месте. Роль предохранителя играла та самая клавиша, которая выполняла одновременно другую функцию: поджатия боевой пружины. Она легко обнаруживалась при обхвате рукоятки пистолета, но Антон в спешке не мог справиться с этой, казалось бы, простой задачей.
Лобанов мгновенно оценил ситуацию, бросаясь в ноги Никишину. Еще раньше в сложившейся обстановке разобрался Андрей. Тем более что ноги у него после приказа Антона опуститься на колени были полусогнуты. Выставив раненое плечо вперед, он врезался Антону в грудь. От боли Фролов почти потерял сознание, хотя цели добился: Антон не сумел увернуться и, падая, ударился головой об острый угол откидной крышки бюро. Тут же его руку с пистолетом вывернули. Теперь на него насели сразу три человека, не считая Андрея. Делая нечеловеческие усилия, Антон сумел освободить одну руку и подтянуть под себя левую ногу. Но рукоятка кортика находилась слишком высоко, почти у колена, он смог только приподнять штанину.
– Ты смотри! – Лобанов, сжимая запястье Антона, вывернул и левую руку. Теперь тот не мог даже пошевелиться. Вошедший в комнату последним, Заварзин хорошо отработанным ударом послал Антона в глубокий рауш. Отцепляя от его ноги кортик, пробормотал:
– «Зеленый берет». – Он потянулся было к другой ноге, но его привлек голос Андрея. Тот сидел на полу, сжимая кровоточащую рану.
– Посмотри в бюро, там должен быть еще один пистолет.
Заварзин подошел к бюро.
– Ну что, есть? – Фролов едва сдерживался, чтобы не закричать от боли.
– Да, – Заварзин положил именной «вальтер» во внутренний карман пиджака.
– Слава богу. – Андрей нашел в себе силы приподнять голову на товарища. Перед глазами плавали радужные круги. – Я все-таки взял его.
Губы Заварзина тронула нехорошая улыбка.
– А ты не очень радуйся. – Он демонстративно дотронулся до пластыря на прожженной прикуривателем щеке. Взгляд его был красноречивым: «Возможно, перед Дробовым ты отмазался, но со мной все не так просто». И отдал приказ: – Машину к подъезду, выносим быстро и бесшумно.
Поддерживая с двух сторон Антона, два человека спустились с ним по лестнице. Андрею помог спуститься Заварзин. Во дворе в этот ранний час никого не было.
Религиозную школу на 2-м Вышеславцевом переулке посещало не так уж много народа. Алла Мещерякова сидела во втором ряду за столом, похожим на парту. Поглядывая на часы, она листала Талмуд.
Раввин был очень занятой человек, он появлялся в аудитории всего на час-полтора и деловито устраивался за столом. Обычно свой час он посвящал опросу немногочисленных учеников, после чего те принимались за изучение Ветхого завета. Сегодня раввин опаздывал на двадцать минут, что было ему совсем не свойственно. Спустя еще десять минут его место занял слегка растерянный священнослужитель и без всякого предисловия начал рассказ об одном из человеческих пороков.
– Когда Ной посадил первую виноградную лозу, к винограднику пришел сатана, приведя с собой овцу, льва, обезьяну и свинью. Он поочередно заколол их и полил виноградник их кровью. Человек, пьющий вино, с той же последовательностью обнаруживает природные свойства всех заколотых сатаной животных: вначале человек кроток, потом становится отважным, далее он начинает кривляться и под конец валяется в грязи.
Алла слушала рассеянно. Она вспомнила, как вчера раввин окликнул ее во второй раз, и проделал это тем же неуклюжим способом: «Одну секунду, девушка!»
Она остановилась, но «как девушка» не пошла навстречу, молча ожидая приближения раввина. Когда он подошел, Костя Суров находился от них на расстоянии четырех шагов.
– Каждый человек, – изрек раввин, – готовый исповедовать иудейскую веру, может стать евреем. Поскольку ваша мама не еврейка, вам придется соблюдать все заповеди и законы и жить только по ним.
– А разве человек, рожденный от матери-еврейки, не должен соблюдать всех заповедей и постов? – удивилась Алла.
– Тот, кто рожден от мамы-еврейки, может жить так, как захочет, и останется при этом евреем. А вы нет. Это касается всего, в том числе пищи. Правоверный еврей должен потреблять только кошерное.[6] В дни пасхальных праздников вам придется довольствоваться мацой – это пресные лепешки без дрожжей и соли. По субботам вы будете отдыхать, и вам верой запрещено разводить в эти дни огонь, готовить пищу и так далее. Поскольку в наше время разведение огня, в общем-то, не работа, это правило можно опустить.
ebooksa