– Будем называть вещи своими именами, Олег. Почему ты сдаешь мне Полякова? – В эти слова Шерстнев вложил ту интонацию, которая стала понятна оперативнику: фраза «сдаешь мне» говорила едва ли не о всесилии старика, о его непререкаемом авторитете, о его влиянии и на Хачирова, и на Полякова, которые если и признавали авторитеты, то предпочитали молчать об этом.
– Последнее время у нас с ним натянутые отношения, – ответил Олег.
– Это не ответ.
– Хорошо. Откровенность за откровенность: я не хочу получить пулю в затылок.
– И ты рассчитываешь на мою помощь, – то ли спросил, то ли резюмировал Шерстнев. – Что ж, это справедливо. Пожалуй, я могу гарантировать тебе безопасность. Если ты согласишься и дальше помогать мне. А относительно меня не беспокойся, через недельку я уеду, и ты можешь сказать самому себе: «До бога высоко, до царя далеко».
– Но Поляков останется, – осторожно напомнил Олег.
– Я этого не говорил. – И снова улыбка тронула сухие губы старика.
От этой улыбки Скачкову стало не по себе. Если физиономию Полякова он сравнивал с крысиной, то весь облик старика напомнил ему ядовитую змею, которая своим шипением успокаивает, чтобы нанести разящий удар.
«Как бы не нажить себе еще одного «друга», – кисло усмехнулся он.
Шерстнев заметил его гримасу и успокоил как мог:
– Меня не бойся. Пока. Я скажу тебе, когда будет можно. – После непродолжительной паузы он переспросил: – Значит, при Полякове ты вроде телохранителя... Сделаем вот что... Мне будет нужен человек – покататься по городу, свозить туда, показать то... Хачирову я скажу, что ты мне подходишь. Мы с тобой по дороге нашли общий язык и так далее. Понял, о чем я толкую?
– Да, – кивнул Олег.
– Вот и хорошо. А сейчас трогай. Когда приедем, веди себя так, чтобы Поляков ничего не заподозрил. – «Третий радующийся» – как нельзя кстати Василию Ефимовичу припомнилось древнее изречение. Шерстнев, оказавшийся между двух огней – Поляковым и Радзянским, – являлся третьим лицом, извлекающим пользу из борьбы двух противников.
Глава 10
Наваждение
32
За день до возвращения Радзянского из Каира Борис Левин поселился в доме, построенном в стиле бунгало, по всей видимости, на месте старого, поскольку фундамент из речного камня был основательно подточен сырыми ветрами, чего не скажешь о стенах, которые выглядели свежо.
Дом стоял в центре большого участка, сплошь засаженного яблонями, сливами и вишнями. На цепи сидел здоровенный пес неизвестной породы, скорее всего помесь овчарки с московской сторожевой. Левин, несмотря на заверения Кости Шерстнева, внука Василия Ефимовича, что пес смирный и не тронет, так и не решился отпустить его с цепи. Он выносил ему еду, ставил миску на безопасном расстоянии и подталкивал палкой, на которую собака реагировала соответствующим образом.
Борис торопил время: скорее бы уж все закончилось. Он прикинул, что Араб провозится минимум две недели.
Здесь ему хватало всего: свежие овощи, фрукты, парное мясо и пиво Борис покупал на рынке, недалеко от станции, где изредка останавливались проносящиеся со свистом электрички, и в пятнадцати минутах ходьбы от дачи Шерстнева.
ebooksa