— У вас в прокуратуре все донжуаны? — насмешливо спросила Либертович.
— Мужчина и в прокуратуре остается мужчиной, — улыбнулся Себостьянов. — И ничто человеческое ему не чуждо. В расширенных глазах медсестры плеснулся страх.
— К тому же вовсе не обязательно кричать о том, что я из прокуратуры.
Сейчас отношение к органам у большинства негативное. Так что вы, можно сказать...
— Иди, — взглянула на медсестру Либертович. Та, бросив на следователя благодарный взгляд, вернулась к тележке.
— Почему Резкову перевели в другую палату? — спросил Себостьянов. — Насколько я знаю, эти палаты, — он обвел рукой, указывая на четыре двери, — так сказать, элитарные. Если проще, — следователь улыбнулся, — то очень дорогие.
Резкова же не является...
— Занимайтесь своей работой, — улыбнулась Раиса Борисовна, — а нам позвольте выполнять свою. Наши профессии сходны. И вы и мы стоим на страже жизни и здоровья людей. А сейчас извините, я на работе. Как, впрочем, и вы.
Если вам так необходимо переговорить с Резковой, это можно сделать через несколько дней, впрочем, как только это будет возможно, — явно издеваясь, закончила она, — я вам немедленно позвоню.
— Буду премного благодарен, — поклонился Себостьянов.
— Ты? — отступив на шаг, спросила Элеонора.
— Здравствуй, Элен, — улыбнулся Викинг.
— Добрый день, Альфред, — насмешливо поклонилась она.
— Ну вот, — с сожалением проговорил он, — сколько лет не виделись, а вместо...
— И ты смеешь говорить об этом! — вспылила она. — Ведь ты так неожиданно пропал, что...
— Поверь, милая, на это были веские причины. Иногда судьба бывает безжалостной и бьет очень и очень сильно.
— Настолько сильно, — сердито взглянула на него она, что ты не приехал на похороны матери. А через полгода без тебя похоронили и отца.
— Я уже сказал, на то были очень веские причины. А ты изменилась, раньше ты, говоря о родителях, называла их папа и мама.
— Тогда они были живыми, — сказала Элеонора.
— Ты разрешишь войти? — спросил он. — Или...