— А Робинзон этот, — сказал омоновец, — все молочком вас поил. Бандера, он и есть бандера. Атаман под носом был. А вы… — Не договорив, выругался.
— Так-то оно так, — оглянувшись и не увидев начальства кивнул забинтованной головой старший сержант. — Но если бы не они, то сколько бы еще этот завод работал. Там хрусталя полно и железобетонных изделий…
— Я чего прибалдел, — неожиданно улыбнулся омоновец, — когда этих, в растворе, увидел. Мужика, говорят, одного так и уделали там. А бабы!.. — Он рассмеялся.
— Робинзон Ниндзю взорвал и приятелей Наседина, — сказал подошедший милиционер. — Их бы все равно взяли. Ведь они под окном палаты, в которой Яковлев лежал, стали говорить, что…
— Начальство прибыло, — сказал милиционер, увидев идущего в окружении офицеров генерал-майора. — Будет выволочка по полной программе, — хмыкнул он. — Такое в пригороде, а никто и ухом не повел. Мужиков и женщин сколько в камерах было, — мотнул он головой. — Их всех в больницу отправили. Многие почти дистрофики.
— Нет. — Побледневшая Зоя отступила назад. Вошедший Волчара, остановившись, опустил голову. Она с рыданием бросилась на диван.
— Мама, — подбежала к ней Оля, — перестань, мамочка.
— Господи, — протяжно проговорила Зоя, — да когда же мы жить нормально будем? Когда все это кончится?
— Он вам квартиру в Москве оставил, — пробормотал Денис. — И какие-то деньги. Он…
— Где он? — подняв мокрое от слез лицо, вскрикнула Зоя.
— Он был у вас до семи утра, — высказал то, ради чего пришел, Волчара.
— Потом ушел. Так надо говорить, а то и вас затаскают. А так — случайная пуля. Он просто любил быть утром за городом, вот и…
— И правду сказать нельзя… Да что же это такое-то?! — со слезами на глазах спросила Зоя.
— Плохо, — вздохнул врач. — Он без сознания. Много крови потерял. Плохо, — повторил он.
— Что ты хоронишь его?! — не выдержал Итальянец. — Он должен выжить. Нужны деньги — скажи сколько. Будут. Но он должен жить.
— Я не говорю, — вспылил врач, — что он вот-вот умрет. Однако…
— Еще бы ты это сказал, — усмехнулся Шрам.
— Он что, — решился спросить врач, — воевал с вами?
— Он наш командир, — бросил Турок. — И этого вполне достаточно. Я все время думал, что война — это работа. Заплатили-и без страха и упрека, без стыда и совести шмаляй тех, кто на той стороне, и Бог простит. А сегодня, как увидел эту каторгу, внутри что-то захолодело. И понял, что никакими деньгами все это для тех, кто за решеткой там сидел, не окупишь. И если он умрет, это будет высшая несправедливость. Иваныч, конечно, тоже не должен был. Уже в годах, а полез молодость вспоминать. Но держался молодцом. Его кто? — взглянул он на Кубика. — Те или милиция?
— Омоновцы. Он их придерживал у главного входа. Нам давал возможность уйти. Не в них стрелял, а держал, чтоб не совались. Его и свалил кто-то. Волчара сумел вытащить. Молодец мужик. И брата Атаманова выволок. Его, правда, говорят, взяли. Но если будет молчать, хрен чего докажут.