– Может, он просто зашел к ней по пути, обогреться и помыться, – сомневался Пашка.
Егор нашел Туярыму в предбаннике.
– Кюкюр сказал мне, что когда-то давно просил вас сберечь кусок шкуры, – начал он.
Туярыма разогнулась над тазом и внимательно посмотрела на Егора. Ее прищуренные глаза и горькая складка у рта свидетельствовали о том, что вопрос Егора пробудил в ней нерадостные воспоминания.
Но Егор по-прежнему не мог понять, известно ли Туярыме что-нибудь о зарытых алмазах или нет.
– Да, он оставлял мне кое-что, – спокойно сказала она, – какой-то клочок, но не знаю, сохранился ли он еще.
– А как узнать?
– Надо посмотреть, – усмехнулась женщина. – Из-за этого клочка, думаю, и пострадали его родители, – печально добавила она.
Егор про себя дополнил список пострадавших самим Кюкюром.
– Так ты говоришь, что женишься на его дочери? – пронзительные черные глаза-щелочки с легким недоверием смотрели на Егора.
Родионов кивнул. На душе у него стало уныло и сиротливо.
– А те двое? – спросила Туярыма.
– Охотники, повстречались в лесу…
Якутка с сомнением покачала головой.
– Лицо старого мне кажется знакомым, – раздумчиво повторила она.
– Такое иногда бывает: человека никогда не видел, а чудится, что видел, – смущенно улыбнулся Егор.
– Да, – как-то неопределенно произнесла старуха, затапливая печь, – давно это было…
Егор не понял, о чем она говорит, но переспрашивать не стал. Они вместе вернулись в избу. Разговор не клеился. Туярыма ни о чем не спрашивала, а Егор, который, сам не зная, почему не сказал о смерти Таныгина, чувствовал себя неловко. Поэтому все бездумно пялились в подрагивающий черно-белый экран.
Хозяйка изредка отрывалась от своего вязания, вставала и куда-то выходила, наверное, проверить печь, мимоходом принося и выставляя на стол какие-то продукты.
– Ну, идите, баня готова, – вернувшись в дом в очередной раз, сказала Туярыма.