– Тогда чего его искать, – заметил довольно ленивый Паша, – нужно сразу в Мирный ехать. Там его поджидать.
Вилен Михайлович с интересом поглядел на сына. Ему показалось, что в его замечании есть доля здравого смысла. Вилен Михайлович разлил остатки самогона по стаканам и насадил на вилку ломоть сала.
Выпив, он закусил и отодвинул от себя стакан.
– Завтра решим, как будем действовать, – заплетающимся языком произнес он, – а пока нужно хорошенько отдохнуть.
Опрокинув по дороге табурет, он отправился отлить.
– Да чего здесь думать, батя? – Пашка был не менее пьян, чем отец.
Пошатываясь, он направился следом.
– Едем в твой улус и будем его на месте ждать.
– Э-э, парень, – придерживаясь рукой за стенку, Яковенко-старший навис над унитазом, – думать никогда не поздно. Ты горячку-то не пори, а тоже подумай хорошенько. Может, чего умного надумаешь.
– Так ты уверен, что Родионов доберется до Мирного? – Пашка встал на пути у отца, когда он, сполоснув руки, пошел в спальню.
– Дай ему бог, чтобы он добрался, – заплетающимся языком проговорил Вилен Михайлович, отстраняя сына с дороги. Если он не доберется, все – хана нам с нашими алмазами.
– Батя, – Пашка пропустил отца и поплелся за ним, – а почему ты думаешь, что полярник расскажет нам, где спрятаны алмазы?
– Соображаешь, – хлопнул его по спине отец. – Сделаем так, чтобы рассказал.
– А как?
– Думай, Паша, думай.
Глава 12
Кроны падали в небо, как в водоворот. Потом вдруг снова появлялись, опять ныряли, и казалось, этому не будет конца. Неожиданно ярко полыхали просветы между ними. Белый свет бил в глаза. Последний туман рассеялся, и Егор понял, что двигается. Лежа на спине? Его по-прежнему изнурял озноб, но пронизывающего холода снизу он не чувствовал. Егор приподнял голову. Взгляд его наткнулся на широкую спину в овчинном полушубке. Лошадь шла медленно, спокойно. А сам он катился в низких санях, прикрытый тяжелым, пропахшим потом и дымом зипуном.
На голове у мужика была лисья шапка с опущенными ушами. Егор хотел окликнуть возницу, но в гортани застрял колючий ком. Но мужик сам повернулся, и Егор увидел пронзительной голубизны глаза, румяные щеки и светлые усы, с застывшим на них инеем.
– Эк тебя, – качнул мужик головой.
Голос у него был добрый и насмешливый.