Отпущение грехов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ничего-ничего, я не тороплю, – поднялся с корточек Тимофеич. – А что кнутом тебя немного поучил, так ты не обижайся. Для твоей же пользы. Вон Николаич не обижается, понимает, что это не со зла. И ты не обижайся. Ну, давай, работай. Не буду мешать.

* * *

С работой отец Василий управился к следующему полудню – на полдня раньше срока. Время от времени он приостанавливался и прислушивался, надеясь понять, куда сунули остальных, но никаких намеков на судьбу Исмаила, Петра и Марины не обнаружил.

А потом пришел Николаич. Он подогнал «Беларусь» и отгреб выброшенный во двор навоз в сторону, а затем, знаками отогнав отца Василия в глубь коровника, быстро отомкнул цепь и перецепил кольцо на крюк трактора.

– Вперед! – распорядился он и полез в кабину.

Отец Василий подобрал цепь и пошел вслед за медленно едущей «Беларусью», старательно вглядываясь в то, что его окружает. Шесть выстроившихся в ряд коровников, засыпанный навозом и соломой двор, зеленый строительный вагончик, огромный стог прошлогоднего сена, хозяйский особняк с наветренной стороны… В общем, хутор. Нормальный кулацкий хутор со всеми прибамбасами, включая батраков. Точнее, рабов.

Трактор отъехал за последний коровник, остановился, и в груди у отца Василия все аж зашлось от радости. Впереди, метрах в десяти от него сидел на земле… Исмаил.

– Салам алейкум, Исмаил! – заорал священник. – Здорово, братишка!

Исмаил вздрогнул и повернулся к нему. Отец Василий опешил. Правая половина лица муллы представляла собой сплошной синяк, а глаз заплыл до состояния узенькой, обрамленной багровой опухолью щелки.

– Иди к нему, – распорядился Николаич и, дождавшись, когда священник отойдет от трактора, отцепил кольцо цепи и быстро примкнул его к стоящему рядом столбу.

– Как ты, братишка? – обнял муллу отец Василий. – Кто это тебя? Тимофеич?

– Куда ему? – попытался усмехнуться Исмаил и скривился от боли. – Он себе двух новых нукеров завел, взамен тех, что мы тогда отоварили. Вот они и постарались.

– За что?

– Жить на цепи отказался. Я не собака. А уж работать – тем более. Я не раб. И я не вещь.

Исмаил внимательно оглядел священника.

– А тебя, я вижу, не тронули.

– Я работал, – краснея, признал отец Василий.

– Христианское смирение? – язвительно усмехнулся Исмаил и охнул от боли.

– Да, – кивнул священник.

Подошел Николаич.

– Ты, – ткнул он черным от мазута пальцем в лицо священнику. – Будешь старшим. Если маленького работать не заставишь, тебя накажут. Жрать сегодня вам принесут. Срок для ямы под фундамент два дня. Сегодня считается. Понял?