– Понял, – кивнул отец Василий. – Сделаем.
Исмаил презрительно фыркнул.
Николаич внимательно на него посмотрел и отошел.
– Руки-ноги целы? – спросил отец Василий. – Не переломали?
– Целы, – выдавил Исмаил и вдруг буквально заполыхал от ярости. – Никогда им этого не прощу! Каждый мне ответит!
– Нельзя так, Исмаил, – покачал головой священник. – Ненависть иссушает.
– Ты не понимаешь, друг, – неожиданно сбавил тон мулла. – Только достоинство делает нас людьми. Иначе какие мы, к шайтану, люди? Без достоинства мы животные. Понимаешь?
– Достоинство и ненависть – не одно и то же, – снова покачал головой священник. – Ты меня, Исмаилушка, извини, но ты еще слишком молод, если не понимаешь этого.
– И что же нам теперь, на этих козлов за помои пахать?
– Почему? – улыбнулся отец Василий. – Я здесь задерживаться не собираюсь. Сегодня же и уйдем.
– Как?!
Отец Василий встал и подошел к столбу, к которому их обоих приковали. Это был обыкновенный, черный от времени сосновый электрический столб – их неизвестно откуда и неизвестно куда тянулась целая череда, длиннющая линия от горизонта до горизонта. Проводов давно не было – срезали, возможно, тот же Тимофеич это и сделал.
Священник коснулся амбарных замков, колец и глубоко ввинченных в мертвую плоть дерева толстенных, заваренных в кольцо крюков, к которым и крепились их цепи. Вывинтить их руками было невозможно. А кроме лопат на хлипких осиновых черенках, никаких инструментов им не выдали.
Священник опустил взгляд пониже. Нижняя, примотанная к верхней толстенной ржавой проволокой часть уже изрядно прогнила от влаги и земной соли, и сломать или подкопать ее можно было попробовать.
– Мишаня, Исмаил, – позвали их.
Отец Василий обернулся. Прямо за ним стояла Марина. Глаза опущены вниз, плечи безвольно обвисли.
– Я вам покушать принесла, – тихо сказала Марина.
– Храни тебя господь! – искренне поблагодарил священник. – А Петя где?
– На исправительных работах.
– Это как?