Русский вираж,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Все тут как с ума посходили! — прошипел он. — Какого черта Андрюхе угонять самолет, и у кого? У этой толстой свиньи? Я скорее подумаю, что Хомяк сам все подстроил, чтоб страховку какую-нибудь получить…

Он зашагал по номеру от стены к стене:

— Даже не знаю, что делать… Ведь здесь никто не поверит. Они даже разбираться ни в чем не хотят, сволочи!

— Я звонила в консульство…

— Ну и?

— Сказали, примут меры. Только сказали так, что сразу понятно: ничего они делать не будут. Запрос пошлют, и не более того…

— Что же делать, что же делать… — Казак еле сдержался, чтобы не пнуть несчастный стул еще раз. — Звонить, в двери стучаться? А они его тем временем… Нет, на фиг. Я уж лучше сам самолет захвачу и буду держать, пока не найдется кто-то, кто возьмется раскопать правду! Черт, спросить бы Хомяка, что там произошло на самом деле?

— Какого Хомяка? — спросила Наташа.

— Прозвище такое, мы с Пиратом одноглазым в свое время знавали командира этого чертова аэроплана. Который Андрей якобы пытался угнать. Но говорят, Хомяк ранен, без сознания, крови много потерял! Толстяк хренов…

Наташа осторожно подошла к Корсару и взяла его за руку.

— Коля… А ведь это точно ложь. Я ждала Андрея, и я видела, как его арестовывали… А потом начали работать врачи. Там действительно несколько мертвых было, все окровавленные… А вот толстого такого пилота на носилках несли, и никакой крови не было. Просто лежал и все, даже шевелился чуть-чуть. Врач к нему нагибался, и о чем-то говорили!

— Это… Это точно?

— Да, да, я сама видела, только я тогда не знала, что это и есть командир.

— Так. А по-ихнему он лежит весь обескровленный-поломанный? Так… Наташ, поищи, пожалуйста, в моей записной книжке визитную карточку некоего господина Колпикова, фирма «Аукс». Помнишь, рядом с нами такой рыжий шкаф сидел? Он вроде хвалился, что знает здесь все ходы и выходы.

Казак вдруг запнулся и тихо добавил:

— Ох, Наташ, дай только бог, чтоб ты права оказалась, чтоб Хомяк оказался жив и в сознании…

Хомяк был и цел, и находился в сознании. Он лежал на широкой кровати, укрытый белоснежной простыней, и мрачно глядел в окно: там виднелись верхушки пальм, растущих где-то внизу, а остальное обозримое пространство занимало Ярко-синие небо с одиноким белым следом самолета.

Кроме кровати, в палате имелся небольшой столик, изящный шкаф, на стенном кронштейне был установлен видеоблок, а около входной двери находилась комнатка с ванной и туалетом. Пульт управления блоком лежал рядом с кроватью на тумбочке, но как Хомяк ни старался, он не мог настроить его на какой-нибудь канал: все попытки кончались появлением на экране списка видеофильмов, доступных для просмотра. Самого магнитофона в палате не было, но выбранные фильмы исправно начинали транслироваться через полминуты после того, как на пульте нажималась соответствующая кнопка.

В себя Хомяк пришел еще до того, как его погрузили в машину «Скорой помощи», но санитары не дали ему встать, а под завывание сирены довезли до госпиталя, быстренько подняли на лифте и уложили на кровать. Почти сразу же появился врач с переводчиком и устроил Хомяку долгое обследование. Дело осложнялось тем, что переводчик оказался очень молодым и весьма посредственным. Чтобы понять вопросы врача, Хомяку приходилось раза по три переспрашивать, а потом столько же раз повторять ответы.

Закончив осмотр, врач разразился длинной тирадой, и, чтобы понять ее, пришлось попросить повторить перевод уже не три, а четыре раза.