Облава на волка

22
18
20
22
24
26
28
30

Он отстранил Анну, посмотрел на часы и принялся сдирать с себя широкие семейные трусы.

Анна послушно распустила поясок халата. Халат сразу упал к ее ногам. Раздевшись, Капитон почесал волосатое брюхо и несильно хлопнул Анну по голой спине.

– Иди-ка сюда, – он толкнул Анну к подоконнику, – ты же знаешь, как мне нравится…

Анна встала у окна, опершись о подоконник локтями и широко расставив ноги.

– Вот та-ак… – прокряхтел Капитон позади нее. – Совсем другое дело…

Капитон вдруг остановился, сжал плечи Анны с такой силой, что она вскрикнула от боли.

– Если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что я сегодня говорил, тебе не жить… Понятно?

– Понятно…

Капитон замолчал и спустя минуту запыхтел, словно растревоженный еж. Анна мягко и послушно двигалась в такт его телу.

«Что-то очень опасное и важное происходит вокруг меня, – подумала она вдруг. – Как бы мне не потеряться в этом… Надо очень постараться, чтобы выгадать из этой ситуации как можно больше для себя. А пока нужно держаться крепче за Капитона… Уж он-то меня не оставит. Все-таки я с ним так давно…»

* * *

Времени и сил для того, чтобы перетащить бесчувственного Матроса в джип Семена, у Щукина не было. Единственное, что он успел сделать, – это схватить в охапку Лилю, добраться вместе с ней до джипа, завести автомобиль и вырулить с пустыря, залитого кровью и заваленного трупами.

И только тогда стали слышны милицейские сирены, вой которых Николай ожидал услышать с минуты на минуту – все то время, пока был на пустыре.

Выкатив на ночную улицу, Щукин свернул в первый попавшийся переулок, остановил машину и заглушил мотор. Посмотрел на себя в зеркало заднего вида и до крови закусил губу из-за яростной волны злости, захлестнувшей его с головой.

– Фраер… – прошипел Щукин, с ненавистью глядя на свое отражение в зеркальном стекле. – Как щенка слепого водили за нос всю дорогу… И кто водил? Ляжечка, червяк навозный… Тьфу!

Николай застонал и заскрипел зубами. Нашарив сигареты в кармане брюк, он закурил. А сделав две глубокие затяжки подряд, немного успокоился и почувствовал в себе силы трезво осмыслить сложившуюся ситуацию.

– Итак, – пробормотал под нос себе Щукин, – что мы имеем?.. А имеем мы то, что нас имеют – во все дыры и со всей радостью… Ладно, это лирика, размыслить, как я буду отрывать голову Ляжечке, надо будет как-нибудь на досуге. А сейчас лучше подумать о том, что мне делать дальше. Семена и «братков» его уже не вернешь. Как не вернешь и тех пятерых людей, которых перестрелял в наркотическом дурмане Матрос… Матрос… Ну, Санька остался с ментами разбираться. Вот пусть они приведут его в чувство и расспросят о том, что на пустыре происходило. А он им и расскажет – о крысах, жрецах, мертвецах и человеке с бородой…

Щукин снова посмотрел на себя в зеркало и несколькими движениями сорвал с лица порядком облезшую и похожую на серую мыльную пену бороду.

– Вот так, – проговорил он, растирая ладонью подбородок, – и нет человека с бородой. Есть Щукин. Николай Владимирович. Готовый действовать. Та-ак… А в каком направлении готов действовать Николай Владимирович Щукин? Ну, перво-наперво надо все-таки вернуться к Ляжечке. Рассказать ему все, как было, живописать ужасы перестрелок, пусть доложит своим хозяевам. Второе – коли уж не попали мы на паром и в ближайшее время, наверное, не попадем, надо заняться выяснением личности этого странного заказчика, которого никто не видел – ни Матрос, ни я, ни даже Ляжечка. Ляжечка ведь как-то связывается с ним – вот через Ляжечку и попробовать выйти. Да! Подать весточку Седому – хотя бы через этих парней Семена… Ну, или по телефону – телефон у них узнать. А потом? А потом, – решил Николай, – посмотрим. После небольшого тайм-аута Щукин снова выходит на поле. Разбегается и бьет – судье по роже. А что? Теперь по моим правилам играть будем.

Он завел машину и выехал из переулка. Медленно покатил по почти безлюдной улице, ища глазами ближайшую телефонную будку. Надо было звонить Ляжечке и сообщать о случившемся.

«И почему это Седой так печется о Лиле – обыкновенной телке? – подумал еще Щукин, закуривая сигарету. – Сентиментальничать – не в его характере. Любовь? Какая на хрен любовь! Да еще, понимаешь, в его возрасте. Любви на свете вообще не существует».