Битва на дне

22
18
20
22
24
26
28
30

Вот когда норвежцев проняло по-настоящему, до печенок! На палубе катерка разгоралась натуральная паника, американцы меж тем неумолимо, хотя и медленно, приближались. Теперь от них не уйти. Сопротивляться? А чем?! Никакого оружия на катере нет, а хоть бы и было – не потянут они против профессиональных вояк. Тем более, когда у них на носовой турели «RW-90» установлен. Из этого правнука всемирно прославленного «Ремингтона» их катерок пополам разрезать можно.

Нет, одна единица оружия на гринписовском катерке все же была. На стенке каюты висела старинная, бог знает какого года выпуска двустволка, заряженная двумя патронами с бекасиной дробью. Стеценко еще в самом начале их похода обратил внимание на это грозное оружие и с некоторым недоумением поинтересовался у Хендриксона: на кой леший защитникам природы такая смертоубийственная штука?

Оказалось, что именно для защиты природы! А конкретнее – эндемического вида шпицбергенской гаги, занесенной в международную Красную книгу. Гнездовья этой редкой птицы повадились разорять вездесущие, не в меру расплодившиеся серые вороны, которых и отстреливали по мере сил – без особого, впрочем, успеха – местные борцы за экологическое равновесие. Кому-кому, а вороне опасность исчезнуть с лица Земли не угрожает, она еще всех нас переживет!

В этот драматический момент Андрей Павлович внезапно вспомнил о старом ружьишке. Повинуясь непреодолимому импульсу ярости, он метнулся в каюту, сорвал двустволку со стены и выскочил на палубу.

Как раз вовремя! Американцы были уже в пяти метрах. Даже Хаттлен, побывавший в очень непростых переделках, несколько опешил, увидев неожиданно направленные на них ружейные стволы. В такие секунды как-то не до классификации того, из чего сейчас получишь в упор. Тут даже крохотное дуло пневматической винтовки, в просторечии «воздушки», величиной с железнодорожный тоннель покажется!

Издав хриплый рев «Ах вы, с-суки!», Стеценко вжарил дуплетом. Только вот не приучен был Андрей Павлович стрелять в живых людей, разве что в детстве, из рогатки. Это ведь ох как непросто – человеку в лицо пальнуть. Поэтому бессознательно взял он поверх голов. А жаль! С такого расстояния и бекасинник много чего понаделать может. Зато сопроводил Стеценко свой залп таким дополнительным залпом виртуозного русского мата, что услышь его те самые вороны, так в одночасье с перепугу передохли бы!

Печально, что «морские котики» – отнюдь не вороны. Еще печальнее то, что Хардер, видимо, имел представление о русском мате, – чему их там только в Лэнгли не учат! – а потому русского, в котором был заинтересован, опознал сразу. Большой Билл, первым перепрыгнувший полоску воды между двумя катерами, одним ловким движением вырвал двустволку из рук Стеценко. Коротко, без особой злобы ударил в солнечное сплетение. Андрей Павлович кулем осел на палубу. «Вот так, – мелькнуло в голове сквозь обжигающую грудь боль, – отыгрался хрен на скрипке…»

Никакого сопротивления «зеленые», как и предполагал Хардер, не оказали, хоть из всей абордажной команды лишь он был вооружен автоматическим десятизарядным австрийским «хорном». Норвежцев даже не били, просто уложили вниз физиономиями на палубу. Хардер, приказав командиру «котиков» глаз с русского не спускать, подошел к Хендриксону, безошибочно опознав в нем старшего в этой разношерстной компании.

– А теперь ты, – ласково сказал Хардер, ткнув ствол пистолета в живот Олафа, – тихонько так проследуешь со мной в каюту вашего вшивого катера. Рация у вас там, да? Ну а где ж ей еще быть… Не дергайся! В этом году модно стрелять именно в живот. Похабная, скажу я тебе, смерть!

– Я не… – начал норвежец.

– Ты – да, – еще более ласковым голосом возразил Хардер. – Ты, викинг засраный, сейчас передашь, что ваш катер только что был обстрелян русскими. У тебя есть альтернатива. Желаешь умереть героем? Только учти, еще раз говорю: больно будет очень! А мне что: не ты, так кто-то другой передаст.

Тридцатилетний уроженец Торнхейма, борец за охрану природы Олаф Хендриксон был отличным парнем, но никак не героем. Подняв голову, он увидел глаза этого психа, который сначала обстрелял их мирный катер, а теперь… И понял: ведь впрямь убьет! Таким, как он, человека убить проще, чем высморкаться.

– Связи нет, – дрожащим голосом сказал Хендриксон, входя в каюту. Всей спиной он чувствовал дуло «хорна» точно между лопатками. – Не было связи. Помехи.

– Будет связь, – уверенно возразил Хардер. – Ты вызывай базу-то. И без шуток: вашу частоту я знаю.

И точно – связь, как по волшебству, наладилась. Помехи странным образом прекратились.

– Что?! – откликнулась база. – Этого не может быть, повторите! То есть как это обстреляли? Те самые русские?!

К великому сожалению, на радиоточке гринписовской базы в этот момент не было Валентины Берестецкой. Она бы точно не поверила в такой бред, заподозрила бы неладное. Но… связь обеспечивал ее дублер, молодой итальянский эколог…

– Не верят… – огорченно покачал головой Хардер. – Вот же народ недоверчивый пошел! А ты повтори, подтверди. Не тяни резину, пошевеливайся, а то у меня палец на спусковом крючке занемел совсем, как бы несчастного случая не вышло. Ну!

Что Хендриксону оставалось? Пришлось повторить…

– Достаточно, – удовлетворенно мурлыкнул цэрэушник.